Неожиданно воспоминание яркой вспышкой пронзило висок. Алеся физически почувствовала толчок приклада в плечо. Яростный сноп огня вырвался из ствола. Кабанья, тяжелая пуля, не пролетев и двух метров, со страшной силой ударила в грудь мужчины. Сплющилась, расплескалась, пробила тонкую слабую кожу, раздробила ребра и ринулась дальше, сминая, разрывая на своем пути мышцы, пузырчатые легкие, трепещущее сердце. Ударилась в позвоночник, не растеряв своей убийственной энергии, сокрушила и его, сломав уже умирающее человеческое тело пополам. Кровь, алая, горячая, дымящаяся на холодном воздухе, фонтаном ударила из жуткой раны. Захлестала из нее. Залила грязный асфальт. Растеклась парящей лужей. Переполнила выбоину на дороге и страшным ручейком стала подбираться к ногам Алеси.

Она отступила на шаг и снова нажала на спуск. И снова струя пламени из ствола. Снова толчок в плечо. Мужчину отшвырнуло выстрелом. Падая на спину, он даже не понял, что произошло. Только глаза вылезли из орбит. Судорожно распахнутый рот пытался жадно схватить воздух, но кровавая пена уже заполнила гортань. В тот момент, когда его голова гулко ударилась о бордюрный камень, Алеся еще успела поймать себя на мысли: «Как же, наверное, ему больно!» Но времени на сантименты уже не оставалось. Вожак с пистолетом в руке уже бросился к ней. Два последних патрона, снаряженные картечью, предназначались ему.

Рука, сжимавшая пистолет, вдруг ослабела. Рукоять упорно скользила во вдруг ставших потными пальцах. Пытаясь справиться с собой, Алеся взяла с полки полный магазин, привычно, словно на тренировке, дослала его, оттянула сухо щелкнувший затвор и, развернув оружие дулом к себе, внимательно, будто впервые, заглянула в небольшую черную дырочку. Стоит только шевельнуть пальцем – и все мирские заботы попросту улетучатся. Не останется переживаний, тревог, исчезнет это непреодолимое желание любви. Останутся только пустота и тлен. Всего одно-единственное движение – и она перестанет страдать. Да и к чему мучиться дальше? Виктор лежит с простреленным сердцем, и шансов почти нет. Видеть, как его, любимого, родного, опустят в могилу и засыплют кладбищенской землей, выше ее сил. Однажды она пережила потерю мужа. Стоит ли испытывать это снова? Лучше уж не ждать конца, а самой принять решение. Просто убить зверя. Кто она после всего пережитого? Разве не зверь? Она уже отняла две жизни, готова забрать и третью. Так лучше прервать эту цепь. Просто нажать на спуск и… но Виктор! А если он выживет? Если все же случится чудо? Ведь он не сможет жить с женщиной, которая совершила убийство! Одно дело – стрелять в тире, совсем другое – отнять жизнь у человека. Уж она-то это знает! Нет, нужно положить этому конец. Женщина в очередной раз погладила спусковой крючок.

– Алеся, вы где? – донесся откуда-то голос Стаса.

Она вздрогнула и рефлекторно поставила пистолет на предохранитель. «Нет! – сказала она. – Нельзя! Что бы ни случилось, я отвечаю теперь еще и за жизнь детей Виктора. Пусть он так и не стал моим мужем, но дети в этом неповинны. Я должна жить! Пусть страдая, но жить. Поднять Сашу. Стать надежной опорой Станиславу. Наконец, у меня есть Валерия, есть мама!»

Алеся вынула магазин из пистолета, передернула затвор, разрядила его и, машинально сунув в карман упавший на стол патрон, положила пистолет в сейф.

– Я здесь, уже поднимаюсь! – отозвалась она.

К Виктору Алесю пустили только на четвертый день. Врачи действительно сделали все возможное. Павел приложил максимум усилий, чтобы провести Алесю в палату реанимации. Виктор лежал на непривычно высокой кровати, опутанный какими-то проводами, трубками. Незнакомые аппараты мерно гудели у стены. На мониторе компьютера змеились непонятные динамические графики. Медсестра протестующе вскочила, едва Алеся появилась в палате, но, увидев Павла, поспешно вышла, оставив посетителей наедине с раненым.

Алеся не поверила своим глазам: на больничной койке лежал человек, лишь отдаленно напоминающий ее Виктора. Он выглядел даже хуже, чем тогда, когда лежал с простреленной грудью в грязной луже. Непривычно бледное, с запавшими глазами, ввалившимися щеками лицо нездорово желтым пятном выделялось на подушке. Пластиковые трубки, вставленные в ноздри, мерно подрагивали в такт поднимающейся и опадающей черной гармошке в стеклянной банке. Белые как мел губы слабо шевельнулись, когда в поле зрения Виктора попала Алеся. Ей показалось, что он даже попытался сделать какое-то движение руками, но только пальцы вяло шевельнулись.

– Тихо, не нужно геройствовать! – остановил его Павел. – Говорить тоже не стоит. Просто открывай и закрывай глаза в ответ. Закрыл – значит да. Лежи спокойно, не двигайся.

– Витенька, родной, тебе очень больно? – шепотом спросила Алеся, прикасаясь к холодной, словно лед, руке мужчины.

Виктор сделал попытку пошевелиться, но только губы едва дрогнули. Неясный шелест сорвался с них, и Алесе показалось, что это было одно-единственное слово: «Любимая!» Она опустилась рядом с кроватью на колени и принялась исступленно целовать безжизненно слабую руку Виктора. Она потеряла счет времени, слезы заливали глаза, она не видела ничего перед собой. Лишь позже, когда Алеся пришла в себя, обнаружила, что сидит в ординаторской, а Павел хлопочет над шприцами и ампулами.

– Нет, не нужно! Я уже в порядке! Скажите, есть хотя бы малейшая надежда на то, что Виктор выживет? – спросила она, надеясь услышать утвердительный ответ.

– Простите, Алеся, но я должен быть откровенен, вероятность любого исхода равна пятидесяти процентам. Сейчас он пришел в себя, но до тех пор, пока его сердце не восстановится хотя бы частично, говорить о чем-то сложно. Врачи сделали невозможное, и теперь все зависит только от него самого. Именно поэтому я и привел вас сюда. Он вас увидел, узнал, и, если теперь он решит, что должен жить, организм сделает в свою очередь чудо.

– Это жестоко! – прошептала Алеся.

– По отношению к вам? Да! Но я посчитал, что мы не должны решать за него! – твердо сказал Павел. – Идемте, нам пора уходить. Сами понимаете, мы проникли в госпиталь нелегально, не стоит нарываться на неприятности.

– Я хотела бы остаться с ним! – с мольбой в голосе сказала Алеся.

– Увы, это просто невозможно. За Виктором наблюдают. Ему обеспечен круглосуточный уход. Как только представится возможность бывать у него, вам не откажут. Я надеюсь, что мои старые друзья пойдут на уступки.

По дороге она попросила Павла остановиться возле церкви. Маленькая, деревянная, она стояла на невысоком холме. Выложенная бетонными плитами дорожка вела прямо к входу.

– Вы решили зайти в храм? – спросил Павел, явно намереваясь последовать за ней.

– Не нужно идти со мной. Я хочу побыть одна. Там.

Полумрак. Тишина. Сухонькая старушка слева, в церковной лавке. Алеся остановилась, не зная, что делать дальше.

– Ты что-то хотела, дочка? – спросила старушка. – Вижу, горе у тебя. Тяжкое горе. Пойди помолись, отпустит тебя.

– Да я, честно говоря, не умею, – пожала плечами Алеся.

– А ты как сумеешь. Бог все видит, Он поймет и поможет! Вот свечу поставь. Тебе как, за упокой али за здравие?