— Мне плевать на ваши запреты. Я пойду и выпущу зверей!

— Откроешь замок — сядешь!

— Сволочи!!!

Необходимые документы пришли через восемь дней. Когда Артему позволили наконец приблизиться к грузовикам, в которых заключалась вся его жизнь, его уже заранее мутило. Он чувствовал, что жизнь эта растоптана, уничтожена, убита. Он не ошибся. Из пятнадцати львов дышала одна Диана. Дыхание было прерывистым, редким, чуть слышным.

— Ветеринара, суки! Ветеринара!

У Артема не было времени оплакивать остальных, следовало спасти ту единственную крупицу жизни, что еще не успела покинуть его. Мокрые тряпки, вода, ласковые слова, а потом капельницы, уколы, и снова ласка, нежность, просьбы. И все это в комнатушке небольшой районной ветклиники. Транспортировка львицы на большое расстояние могла оказаться смертельной.

— Как она?

— Плохо, Лен. Без динамики. Не встает.

— Ты только держись!

— Да-да.

— Что сегодня?

— Все по-прежнему. Как ты?

— Нормально. Не переживай! Я знаю, ты сейчас ей нужнее, чем мне.

— Спасибо. — Ком в горле.

— Артем, ты ее вытащишь, слышишь?!

Артем вытаскивал: глюкоза, еще глюкоза, снова глюкоза и: «Пожалуйста, девочка, я прошу тебя, милая», а потом опять глюкоза. И так день за днем, практически без сна и покоя. И вот наконец:

— Приподнялась, Лен, приподнялась. Она выкарабкается. Она — молодчина. Она знала, что не может так со мной поступить.

— Слава богу!

— Если и есть на свете счастье, то вот оно, понимаешь?

— Тем, — жена нерешительно замолчала.

— Да?

— Теперь когда опасность миновала может быть ты вернешься просто уже скоро и мне как-то не по себе я прошу тебя, — все предложения Лена произнесла очень быстро, без точек и запятых, словно торопилась услышать отказ, будто знала, что по-другому быть не могло.

— Я не могу ее оставить сейчас.

— Ясно.

Артем знал, о чем думала жена: «А меня ты можешь оставить? Я пытаюсь понять, Артем, но всему есть предел. Мне тоже нужны тепло и внимание».

— Лен, просто у меня такое ощущение, что, если я уеду, может что-то случиться. Я понимаю, это, наверное, паника после всего произошедшего, но мне так легче.

«А как легче мне, Артем?»

— Знаешь, Тем, люди тоже умирают. И иногда от тоски.

Жена положила трубку. Артем знал: она права, но он не мог заставить себя оторваться от единственного зверя, который у него остался. Ему надо было видеть, как она открывает глаза, как шевелит ушами, как неторопливо, осторожно ест предложенную пищу, как переворачивается, как пытается встать на разъезжающихся, словно у котенка, лапах.

В тот день Диана окончательно поднялась и даже сделала несколько неуверенных шагов. «Пора возвращаться», — решил Артем. Он уже потянулся, чтобы набрать номер, сказать Лене, что прилетит завтра, попросить прощения, поблагодарить за терпение, и еще столько всего теплого, нежного, мягкого, но трубка его опередила:

— Господин Порошин? — Голос глухой, сиплый, будто созданный для дурных вестей.

— Да, это я.

— Майор Соловьев. В принадлежащем вам доме ночью случился пожар. По всей видимости, короткое замыкание. Обнаружено четыре тела: беременная женщина, ребенок и двое мужчин.

«Охранники» — это была первая мысль Артема, а вторая, третья, десятая, бесконечная — о том, что жизнь заканчивается отнюдь не тогда, когда задыхаются львы.

Артем сидел на полу, лежащая рядом трубка сочувственным официальным тоном рассказывала, куда и когда должен он будет явиться на опознание. Он ничего не слышал. Он не кричал и не плакал. Не мог. Он смотрел, во все глаза неотрывно смотрел на лежащую напротив Диану и понимал: в одно мгновение она из того, в чем хранилась вся жизнь, превратилась в то, в чем таилась смерть. Артем не подумал о том, что если бы он не остался с львицей, то, скорее всего, сгорел бы вместе с семьей. Он считал, как многие в подобных ситуациях, что, окажись он там, ничего не случилось бы. Но его там не было. Он был здесь. Со львом. Это его любовь к Диане убила жену и дочь. Артем смотрел, и смотрел, и смотрел на львицу — и не мог, не хотел ее больше видеть. Ни за что! Никогда! В две минуты подписав дарственную московскому зоопарку, он уехал: вернулся на пепелище. Куда вернулся? Зачем? Незачем и некуда было ему возвращаться.

— Нам пора возвращаться, — зовет Артем мальчика. — Марта устала. Смотри, ей уже тяжело стоять. Видишь, то и дело присесть норовит.

— Ви-жу, — откликается Никита. Маленькая рука просовывается в ладонь Артема. — Пой-дем.

Они каждый вечер гуляют с собакой вместе. Иногда Артем приглашает Никиту к себе. Обычно старается намекнуть на то, чтобы его привели и оставили. Так можно заниматься с ребенком, а не общением с его матерью. Артем знает: мальчика по-прежнему водят в реабилитационный центр, где специалисты работают с ним, используя вкупе с «Томатисом» огромное количество давно утвержденных, признанных методик и пока еще экспериментальных программ. Артем не работает. Он общается, доставляет удовольствие и ребенку, и себе, и собаке.

Вот только собака… Марта стала сдавать. Артем хотел бы не замечать дряблых мышц, старческой худобы, отсутствия интереса к игрушкам и постоянного желания свернуться клубком в каком-нибудь теплом месте, и чтобы никто не трогал, не тормошил, не заставлял вставать, шевелиться, куда-то идти. Но своему маленькому другу Марта пока еще радуется, будто осознает свою великую миссию, будто понимает, что должна цепляться за жизнь хотя бы ради него. И Артем старается не пропускать встреч с ребенком, потому что понимает: этот мальчик нужен собаке не меньше, чем она нужна ему. Овчарка преображается сразу же, едва завидев малыша. Походка приобретает былую уверенность, взгляд из отрешенного вновь становится настороженным, опущенный хвост поднимается и виляет мелкой, счастливой дрожью. Она чувствует себя нужной, ее забота кому-то необходима, а ведь это именно то, что придает силы многим людям и заставляет их держаться на этом свете. Держится и собака. Иногда Артему кажется, что из последних сил, а порой, наоборот, в своей безудержной радости от встречи с Никитой она напоминает щенка. Вот и сейчас Марта почти бежит впереди, и никто не мог бы подумать, что обычно ей требуется несколько минут, чтобы просто встать на все четыре лапы, и потом еще какое-то время, чтобы перестать хромать и спотыкаться.

— Вот, — торжественно объявляет Никита.

— Да, дружок, мы пришли.

— Мама до-ма.

— Верно, уже ждет тебя. Загулялись мы сегодня с вами. Ну, ничего, правда? Погода хорошая. Тепло. Здорово, что зима кончилась, верно? Ну, давай, беги! — Артем открывает перед ребенком дверь подъезда. Сейчас мы тебя в лифт посадим и тоже домой пойдем, да, Марта?