– Какую партию можно назвать коммунистической? Ту, которая ведет общество к коммунизму. По своей исторической роли. Разве КПРФ является такой партией? Нет и нет. Еще КПСС утратила способность возглавлять движение к коммунизму. И произошло это задолго до Горбачева. – Григорий не отрывал взгляда от стеклянной поверхности экрана. Это было зрелище. – Ленин оставил нам свое наследие для того, чтобы мы развивали его. Иначе не может быть, потому что мир меняется. Вот почему необходимо творческое развитие ленинской теории. Скажем, раньше, как отмечал Владимир Ильич, мировому империализму противостояла международная солидарность трудящихся. Теперь от солидарности не осталось и следа. Теперь единственной империалистической стране США противостоит Россия, потому что имеет ядерное оружие. Вот почему США хотят разрушить нашу армию. И вот почему нам следует сберечь ее. Другой пример. В начале двадцатого века партия могла опираться только на рабочих и крестьян. Сейчас коммунистическая партия должна опираться на всех трудящихся. Разве инженер, ученый, врач или учитель не трудящиеся? Разве мелкий предприниматель, работающий от рассвета и до заката – бездельник и эксплуататор? Вернуться к Ленину означает продолжить новую экономическую политику, свернутую Сталиным, широко использовать предпринимательскую инициативу…

Григорий был озадачен. Откуда слова про наследие, международную солидарность, ядерное оружие? Максим написал? И откуда такая экспрессия? Артист. Какую роль сыграл. Трибун. Защитника народа.

Григорий плохо слушал следующего кандидата. Потом настала очередь Мельниченко. Тут уж пришлось напрячься до предела.

Главный подопечный выступал неплохо, но тускло. Не было той красивой, благородной экспрессии, что у Кузьмина, того лихорадочного блеска в глазах, подкупающей веры в произносимые слова.

«Не оратор, – спокойно думал Григорий. – Ничего не поделаешь. Но Кузьмин каков! Талант. Самородок».

Тут вздумала позвонить Мария.

– Прости, что я приезжала, – сбивчиво произносил ее голос. – Я не знала. Прости. Если тебе надо погулять, гуляй. Я ничего не скажу.

– Маша, я очень занят.

– После выборов ты вернешься в Москву. Я буду ждать. Слышишь? Я хочу, чтобы ты знал.

– Я занят, – ледяным голосом отрезал Григорий и выключил телефон.

Отзвучали блеклые выступления, пришла пора вопросов. Кузьмин держал марку.

– Это реальная опасность, – бурно вещал он. – Уничтожение России ведется коррумпированным режимом, действующим в интересах международного капитала и отечественной олигархии. Российская олигархия присвоила себе государственную власть и национальные богатства страны, превратив их в источник собственной наживы.

«Молодец, – крутилось в голове Григория. – Настоящий коммунист. Но каков! Квасов ему в подметки не годится. Зюганов – тоже. Не дай Бог дорвется до власти. Плакал капитализм в России… А на десять тысяч купился…»

– Я поддерживаю линию Владимира Владимировича Путина, – говорил Мельниченко. – Мы поддерживаем. «Единая Россия».

– В чем она, эта линия? – вдруг полез с вопросом Кузьмин.

– В том… чтобы Россия стала сильным государством. Чтобы порядок был… Борьба с бедностью, развитие экономики.

Кузьмин гневно посмотрел на Мельниченко:

– Вы разграбили страну, изгадили власть. С вами не будет ни порядка, ни борьбы с бедностью. Вы словно раковая опухоль.

Мельниченко набычился, потом выпалил:

– А ты с твоим Лениным вообще дерьмо полное!

– А ты… ты Ленина трогать не смей! Грязными лапами!

– Дерьмо!

Ведущая окаменела, холеное лицо стало белым. Наконец нашлись те слова, которые она судорожно искала:

– Я понимаю, что кипение страстей. Но попрошу кандидатов соблюдать рамки приличия. И не прерывать друг друга. В противном случае мы вынуждены будем прекратить дебаты.

Кандидаты в депутаты малость поутихли.

Представление удалось. Вот она, та интрига, на которую прежде всего обратят внимание, которую будут обсуждать. Кто наиболее яркие участники? Кузьмин и Мельниченко. Их запомнят в первую очередь. Григорий был доволен – всё прекрасно.

Когда вернулся подопечный, выяснилось, что у него иное мнение.

– Что это?! – кричал Мельниченко. – Что?! Я ему деньги даю, а он меня обосрать пытается. Нападает. Педераст! Х…ев придурок!

– Он не знает, на чьи деньги живет, – ровным голосом напомнил Григорий. – Вы для него – враг. Не меньший, чем Квасов. Пусть ругает. Ваш электорат это не затронет.

– Ты откуда знаешь?!

– Социологические исследования показывают. А то, что скандал вышел, прекрасно. Теперь из всех этих дебатов, из всей болтовни запомнят вас и Кузьмина. Это останется.

Мельниченко помусолил услышанное, успокоился. Но лицо сохранило недовольное выражение.

– Ты почему не поехал на телевидение?

– Не хотел, чтобы Кузьмин увидел меня рядом с вами. Всё равно я не мог вам помочь. Стоял бы там в сторонке… Всё нормально вышло. Не волнуйтесь.

– Да пошел ты на х…й, – без всякой злобы произнес Мельниченко. – Всё у него нормально. А то, что я там ругался? Это нормально?

– Ну и что? Обычная реакция. Люди живого человека увидели.

Мельниченко всерьез обдумал его слова. Потом прозвучало:

– Виски будешь?

– Буду.

Вернувшись в кабинет, Григорий задался вопросом: «Откуда, все-таки, эти слова про Ленина, про солидарность и прочее? Может, я чего-то забыл?» Загадка мучила его. Последовал звонок Максиму, просьба срочно подойти.

Максим явился. Это побудило Григория к произнесению определенной последовательности слов:

– Слушай, ты Кузьмину что-нибудь писал про творческое развитие ленинской теории, про международную солидарность трудящихся, которую теперь сменило ядерное оружие?

Немного подумав, приятель в недоумении покачал головой:

– Не-ет. Такого я не писал. А что?

– Он говорил об этом. На теледебатах. Вошел в образ? Если он сам сочиняет, весьма неплохо. Талантливый мужичок. Выпить хочешь?

– Хочу.

Григорий достал из шкафа бутылку Хеннесси, наполнил две пузатые рюмки благородной французской жидкостью.

– За что пьем? – поинтересовался Максим.

– За прекрасное, увлекательное действо. За выборы. Пока будут выборы, мы с тобой не пропадем.

Коньяк не задержался в рюмках, продолжил путь, дабы осуществить свое предназначение – доставить удовольствие понимающим в нем толк людям.

– Насколько добрый коньяк лучше виски. – Григорий смотрел на Максима с улыбкой. – Надо родиться англичанином или американцем, чтобы отдавать предпочтение виски. На худой конец, иметь испорченный вкус. Давай повторим. – Бутылка вновь поделилась частью содержимого, которое из рюмки тут же устремилось в желудок. – Прелесть… Хорошо, что Бог предусмотрел существование горячительного. Но за коньяк ему дважды спасибо. Как думаешь, Бог есть?