На языке вновь закрутились колкости. И вроде помнила, к чему привела моя несдержанность в последний раз, но успокоиться не получалось. Если я не скажу это вслух, они осядут внутри меня, и я сгнию заживо.

– Я скоро выйду замуж, и ты никогда не посмеешь подойти ко мне, – цежу каждое слово медленно, расчётливо, цепко наблюдая за его реакцией.

Шамиль отворачивается от меня, возвращая взгляд на дорогу, и заводит автомобиль. Дескать, эта тема ему неинтересна. И от такой реакции мне стало лишь хуже.

Полагала, если выплеснуть яд, станет легче. Но вышло так, что язык прикусила и он разлился во рту.

– Думаешь, если захочу, Соломон или твой отец смогут мне помешать? – вопрос звучит буднично. Куда спокойнее, чем мне хотелось бы слышать. Показывая, что это лишь праздный интерес. Ему любопытно услышать моё мнение, но не более того.

Это его «если захочу» прожгло дыру в моём мозгу. Сжала зубы со злости, отворачиваясь. Снова подкатила обида. Едва дышала, опасаясь, что потекут слёзы.

Не заметила, как мы подъехали к моему дому. Точнее, к дому отца.

Автомобилей гостей рядом не обнаружила. Значит, сходка завершилась.

Выскочила из машины, как только Шамиль притормозил. Скорее бы остаться в одиночестве, забраться в ванную и пореветь от души. Смыть с себя все следы преступления и подумать, как жить дальше.

Услышала звук захлопнувшейся двери. Не стала оборачиваться, с ужасом представляя, что он может войти вслед за мной в дом. Ускорила шаг, надеясь скорее оказаться по ту сторону двери. Только вот сомневалась, что замок его удержит.

Фантазия уже нарисовала ситуацию, в которой отец выходит встречать дорогого гостя с Береттой наперевес.

Успела лишь ступить на лестницу, как меня сгребли в объятия. Жёсткие и грубые, не позволяющие дёрнуться. Оставляя возможность с трудом дышать.

Он так сильно вдавливал меня в себя, что я кожей ощущала каждую пуговичку на его рубашке.

– Я своё всегда забираю. Твой отец знает это лучше других. Передавай ему привет. Я скоро приду навестить его.

Жёсткие губы накрыли мои, сминая, забирая всю тьму, бушевавшую в сердце. стирая события последних часов. Сама не поняла, как так вышло, что ответила на поцелуй. Сдалась мгновенно и без боя. Наверное, оттого, что ничего подобного не ожидала от Шамиля. Подсознательно ощущая, что он считает меня грязной. Запятнанной Соломоном.

Когда он отпустил и ушёл, я некоторое время способна была лишь стоять, ощущая разгорячённой кожей холодный ветер. И снова обиду. Такую огромную, что она становилась невыносимой. От которой хотелось выть и кричать.

Губы горели. Я ещё чувствовала его прикосновения, оставшиеся на мне фантомными следами.

С трудом собрала себя, заходя в дом. Темно. Никто не ждёт.

Откладывать побег из Шоушенка сил не осталось. Хотелось исчезнуть из этого мира. Испариться. Перестать существовать для отца, Соломона, Шамиля и даже матери.

Только я лучше других знала, что от таких людей не спрятаться. Но и оставаться здесь стало невыносимо. Последнюю нервную клетку уничтожил Хозяин.

Нина, видя моё подавленное состояние, не так давно предлагала пожить в доме её тётки в другом городе, пока та в отъезде. Её не будет пару месяцев, а я бы последила за домом.

Сейчас мне показалось, что это единственно верное решение. Выбраться из клетки хотя бы ненадолго.

Знала, что меня найдут рано или поздно. Но, когда представляла, что завтра соберется целый консилиум по поводу моей свадьбы и объявившегося так не вовремя Ямадаева, мне хотелось выплюнуть все свои внутренности и содрать с себя кожу.

Сложила пожитки и накопления в рюкзак, поставила будильник на раннее утро. И отрубилась.

Трясясь в автобусе рядом с дородным мужчиной, занимавшим часть моего кресла, пересчитывала в третий раз наличные. Немного. От отца досталась банковская карта. Но, сними я с неё наличные, это бы тут же вызвало вопросы. А рождать подозрения у своего родителя, имевшего интуицию гончего пса, вовсе не хотелось.

Устроюсь официанткой. Наверняка рядом с жилищем тётки моей подруги найдётся кафе, куда заглядывают туристы. Можно подумать, за год под опекой отца я так разнежилась, что не смогу выжить, как выживала раньше.

Одёрнула прилипшее к груди платье. Сосед, как печка, нейтрализовал работу и без того слабого кондиционера. Уснуть не получалось. Шамиль не выходил из головы. Попытки разгадать его намерения не увенчались успехом.

Может, он весь год набирался сил тягаться с Василием Вишневским? Всё же отец ещё имеет вес в преступном мире. Но я не понимала, кто из них сильнее.

Не верила, что такой человек, как Ямадаев, способен простить и забыть. Готова биться об заклад, в его чёрной книжечке есть и моё имя для возмездия. Не подставь я его, он не оказался бы под следствием.

Вздохнула. Слишком много испытывала эмоций.

С одной стороны Шамиль, в которого угораздило втрескаться.

С другой – отец.

Странное, совершенно неуместное ощущение вины теснило грудную клетку. Василий Вишневский виртуозно умел играть на моих чувствах. Хотя сложно представить, в чём моя вина перед ним. Но я знаю, что за этот побег мне достанется.

Весь год он пытался строить из себя примерного семьянина. Попутно подкладывая меня под Соломона. Один гангстер – хорошо, а два – лучше. Возможно, понимая, что со всей вереницей врагов следует озаботиться соратниками.

Шантажируя лечением матери, у которой, кажется, крыша ехала от фанатичной привязанности к отцу.

И вроде понимаю, что он мной манипулирует в своих интересах, но давление из груди никуда не делось.

Купив в местном магазинпе еды, добралась до домика. Маленький, скромный. Зато на берегу моря. Но самое главное – подальше от компании одержимых властью надо мной мужчин.

Коттедж встретил меня затхлым запахом пыли и плесени.

Захлопнула дверь, привалившись к ней спиной. И сползла на пол.

Грусть и тоска сдавили рёбра. Жалость переливалась через край. Затапливая меня до основания.

Пока не видела Шамиля, казалось, что всё почти наладилось. Забылось. Что жить возможно и без него.

Но стоило ему появиться, как воля тут же ослабла. Чувства проснулись от анабиоза, засверкали всеми острыми гранями, ранящими моё нутро.

Если бы не Соломон, я бы могла никогда не узнать, что из себя представляет Шамиль. Он остался бы для меня загадочным хозяином ночного клуба.

А теперь я загнана в угол, став любовницей человека, по вине которого умер мой брат.

Первые дни спала тревожно. Прислушиваясь к каждому шороху в стареньком домике, где от ветра скрипели половые доски.