Боже… кто ей скажет, что она вытворяет? Почему не думает и ни черта не делает? Куда девалось это треклятое самосохранение? Будто её поглотило чужой волей и чужими желаниями, подобно сильнейшему оцепенению гипнотического транса. Или скорее вынесло за здравое восприятие действительности под натиском целующих её губ, захвативших критический разум девушки в плен токсичного дурмана мужского пряного дыхания. Казалось, его опаливающие атаки проникали в сознание и в прочие участки тела вместе с изощрённой росписью горячего языка по контуру её онемевших губок, скользнувшего беспрепятственным штурмом по створкам её разжатых зубов вглубь задыхающегося ротика. А дальше, как говорится, абсолютный конец света. Потому что она так и не очнулась, так до конца и не осознав, что её целовали по-настоящему, по-взрослому, с откровенным напором непреодолимого соблазна, заставляя отвечать если и не схожими действиями, то немощными всхлипами и порочной реакцией ослабевшего тела по любому.

А потом, похоже, она и вправду на какое-то время выпала из реальности. Может сбылась её мечта, и она наконец-то лишилась чувств? А может это последние мгновения растянулись в бесконечность сладчайшей агонии и блаженной истомы, не желая возвращаться в беспощадную действительность окружающего их купе?

Но рано или поздно этому суждено было случиться. Вынудив раскрыть глаза от неожиданного прояснения-недоумения, что её больше не целуют. Да, да, такой вот нелепый парадокс. Прийти в себя не от того, что тебя облобызали со столь сумасшедшим натиском, а именно лишили губ осязания и вкуса чужого вторжения со сминающим воздействием на разум и тело. Хотя давление пальцев и сильной мускулистой фигуры так и не ослабили своей ошеломительной хватки ни на йоту. А когда Дэниз распахнула от удивления веки, то и вовсе едва не задохнулась, потому что это не было окончательным пробуждением. На неё всё так же смотрел бездонный омут синих глаз, а лепной лик с безупречными чертами то ли языческого бога, то ли поверженного с небес Дьявола перекрыл собой весь внешний мир. И сейчас этот совершенный Демон с нескрываемым интересом изучал её поплывшее личико, с таким дотошным вниманием и с такой близости, что у его жертвы тут же перехватывало дыхание, сердце и ещё сильнее млели суставы с дрожащими мышцами. Казалось, даже его ощутимый взгляд оставлял на её коже фантомные следы-отпечатки, пульсирующих в такт эрогенному зуду на растёртых губах и взмокшей от перевозбуждения в трусиках киски.

А она всё никак не могла отвести своего зачарованного взора от его лица и глаз, всё ещё не веря в происходящее, в пережитое и в прочувствованное. Это не могло быть правдой. Она же до этого целовалась сотню раз, с тем же Фредом и парочкой других отважившихся счастливчиков. Неужели он её чем-то одурманил, чтобы настолько глубоко вскрыть её физические ощущения с животными желаниями, превратив в своих руках в податливую куклу из мягкого воска?

А после того, как его пальцы соскользнувшей с талии ладони коснулись невесомым бризом её зацелованного рта, выписывая магическими рунами своих интимных заклятий по воспалённой коже горящих маковым цветом губ, на какой-то короткий миг Дэниз почудилось, что у неё окончательно помутнело в голове. Такое могло только привидеться и тем более в сканирующих её глазах цвета насыщенного лазурита, с такими же серебристыми вкраплениями-прожилками, как и у этого редкого кристалла, но с куда реальными магическими свойствами.

Как подобный человек мог любоваться ею подобным взглядом, если ещё час назад рассматривал её, как какую-то занятную, но ничего не стоящую безделушку? А этот сумасшедший поцелуй?..

– И после этого скажешь, что ты не лгунья? – и это тоже был не его голос, слишком сиплый и низкий, чтобы принадлежать тому надменному франту, который мог вполне убить одной лишь циничной ухмылкой с арктической мерзлотой в абсолютно пустых глазах. Сейчас в них реально горело обугливающее сознание Дэниз тёмно-синее пламя сдерживаемых чувств, настолько сильных и осязаемых, что она и сама не могла понять, кому они принадлежали. – Будешь и дальше отрицать столь очевидные факты?

Но в том-то и дело. Он ведь не напирал, не лапал и не спешил стянут с неё одежду. Просто прижимал одной рукой, сковывающим сжатием кулака в волосах на затылке удерживая в нужном ему положении, направляя взгляд и лицо в нужную ему сторону. Да, она прекрасно чувствовала и мощь, и скрытую в нём физическую силу, чуть не задыхаясь и не теряя сознание от подавляющей на раз прокаченной до высшего уровня чужой воли. Её даже не пугало вполне чёткое осознание, что в её живот вжимался весьма ощутимый эрегированный фаллос, и он действительно казался большим и практически каменным, пусть и скрытый слоями одежды. Главное, что этот человек абсолютно ничего не делал, чтобы обозначить своё более чем конкретное желание, явственно читающееся в его потяжелевшем взгляде, осипшем голосе и перенапряжённом теле. Как будто ждал, чтобы она сама его об этом попросила, а, вернее, стала умолять, не исключено что даже на коленях.

Может поэтому она так долго ему не сопротивлялась, очнувшись вовсе не от его физического натиска, а от произнесённых им слов, резанувших по самому уязвимому и болезненному. Правда она так и не сумела понять, чем же таким они её задели, вынудив встрепенуться и упереться ладошками о мощную грудь так и не шелохнувшегося незнакомца. Разве что попыток вырваться так и не предприняла, то ли пытаясь определиться в пространстве, то ли надеясь понять, каким же образом она умудрилась угодить в эту смертельную ловушку.

– Вы застали меня врасплох. – ей самой пришлось «прокашляться», чтобы вернуть хоть какое-то подобие куда-то бесследно пропавшего до этого голоса. – Этого никогда бы не произошло, если бы…

– Я с тобой полностью согласен. – он так же неожиданно перебил девушку, как за секунду до этого прижался щекой и губами к её виску, проникая опаливающим голосом бархатного баритона уже буквально в её кожу и под черепную кость. – Этого никогда бы не случилось, если бы ты действительно этого не хотела. Разве ты рвалась меня остановить? Или начала выкручиваться, царапаться и визжать? Я уже молчу про твои пугливые потуги ответить на мой поцелуй. Скажи, но только честно. Скольким мужчинам ты позволяла сделать с собой подобное?

– Да вы просто чудовище! – господи, да что с ней такое? Её же практически трясёт, подрезая выбивающей дрожью ослабевшие коленки, а всё, о чём она способна думать в эти секунды, так это от сводящей с ума близости с этим человеком. Как она едва сама не прижимается носом к его богатырской шее и не тянется вслед за головокружительным ароматом к его коже и чёрным кудрям?

– Если и так, тогда почему не вырываешься? Не зовёшь на помощь, не борешься за свою свободу и право выбора? Только не говори, что тебе совершенно не интересно и тебя не пробрало возбуждением, настолько сильным и шокирующим, что тебе скорее страшно от собственной реакции, а не от мысли, что же я собираюсь с тобой делать дальше. – и ему мало было проговорить это практически на самое ухо, задевая звучной вибрацией низкого голоса и без того воспалённые участки вскрытой им же сущности и ослабевшего тела. Ещё и провёл кончиками пальцев вдоль линии позвоночника – прямо от шеи и до копчика, умудрившись задеть чувственность скрытой под одеждой кожи, как если бы касался к ней к обнажённой, настолько остро Дэниз прочувствовала их глубинный след. И не только прочувствовала, её буквально чуть было не расщепило на атомы, или на те же сомлевшие мурашки, вспыхнувшие под мириадами искр статического напряжения абсолютно по всей поверхности онемевшего эпидермиса. Как она ещё не застонала в голос?