Мне было крайне любопытно, к какой точке придут рассуждения нашего доктора. То, что Зиночка Лагутина – первостатейная лгунья, уже давно понятно. Но если человек в своем уме, то он не лжет без причины. Какова была причина на этот раз? Какую болезнь на самом деле скрывала Зина, рассказывая всем, что упала на улице и ударилась головой?

– Я перебрал все заболевания, при которых по старым протоколам можно было так долго находиться дома на больничном, и пришел к выводу, что ни одно из них не укладывается полностью в картину, представленную нам в дневниках, – продолжал доктор. – Ни одно, кроме собственно сотрясения мозга. Которого у вашей родственницы, совершенно очевидно, не было, что вытекает из исследования почерка.

– Каков же итог? – в нетерпении спросил я.

– Она не болела ничем, была совершенно здорова.

– А таблетки? Как же таблетки, за приемом которых так внимательно следила Ульяна?

Качурин повел бровями, при этом левая поднялась заметно выше правой, что придало его длинному лошадиному лицу вид иронический и почти симпатичный.

– Таблетки – это и есть самое главное, – сказал он очень серьезно. – Зинаида их не принимала, поскольку была здорова и в препаратах не нуждалась. Именно это и заметила девочка. Понимаете? Ульяна заметила не то, что мама пару раз вовремя не приняла лекарство, а то, что мама никакие лекарства из прописанных докто-ром не пьет вообще. Тогда возникает вопрос: а почему мама сидит дома? И почему ей дали больничный по сотрясению, если она не нуждается ни в каком лечении?

– Потому, что ей просто нужно было побыть дома, и она договорилась с врачом, который по знакомству или за взятку выписал липовый больничный, – быстро проговорил Вилен, который, разумеется, в советских реалиях прекрасно ориентировался, в отличие от меня. – Или врач добросовестно заблуждался, слушая симулятивные описания симптомов. Могло так быть, Эдик?

– Легко. После нашей встречи на даче я дополнительно проконсультировался с опытным неврологом, который работал еще в советской медицине. Он сказал, что при такой ситуации, как описала Зинаида, должны были назначить рентген черепа, чтобы исключить перелом. Перелома не оказалось, а сотрясение на рентгене все равно не видно, тут диагноз выставляется только по симптомам, других способов инструментальной диагностики тогда не было. Достаточно сказать, что упала, ударилась, указать на однократный эпизод потери сознания и рвоту, пожаловаться на головную боль, головокружение, тошноту, слабость, нервозность, бессонницу – и все, диагноз готов. Хорошо, если врач еще припишет в карте горизонтальный нистагм и будет каждые три дня посещать больного на дому. Может быть, речь и шла о взятке или злоупотреблении, а возможно, Зинаиду кто-то из знакомых врачей хорошо проконсультировал, и она действительно ловко обманула медиков из своей поликлиники, симулируя сотрясение.

Я не понимал, зачем нужен был этот вал лжи, чтобы просто побыть дома? Почему нельзя было взять отпуск? Ведь, кроме так называемых очередных отпусков, наверняка существовали отпуска за свой счет, или по семейным обстоятельствам, или как там они еще могли называться по советскому трудовому праву.

– Совершенно верно, – кивнул Эдуард в ответ на мои недоуменные вопросы.

По его лицу пробежало нечто похожее на улыбку.

– Зинаиде нужно было именно побыть дома. Если бы она взяла отпуск, пусть даже за свой счет, это никак не избавило бы ее от необходимости куда-то ходить и вообще отсутствовать дома. Она принадлежала к тому социальному слою, представители которого не сидят дома во время отпуска. Либо они уезжали на роскошную подмосковную дачу, на курорт, в санаторий, пансионат, дом отдыха, на море, а то и за границу, в Болгарию или в Чехословакию, либо у них были очень веские причины оставаться в Москве. Если же у тебя больничный, то ты спокойно находишься у себя дома, и ни у кого это не вызывает ни малейших вопросов. Таким несложным путем мы приходим к выводу, что Зинаиде абсолютно необходимо было пребывать дома, и ради того, чтобы месяц не выходить из квартиры, она пошла на обман и подлог. Вопрос: почему?

Я растерянно молчал. Такая простая схема мне даже в голову не приходила.

– А я задам тебе, Эдик, встречный вопрос, – неожиданно произнес Вилен. – Почему ты подумал об этом именно сегодня? Ты пришел послушать обсуждение – и вдруг выдал нам свою версию. Что тебя натолкнуло?

Качурин на этот раз улыбнулся вполне полноценно, и я успел заметить, что у него отличные зубы: белые, ровные, крепкие.

– Разговоры о шантаже. Вы же много раз говорили о том, что Ульяне легко удалось то, что не удалось ее брату Владимиру: она училась там, где хотела. Правда, поступила она все-таки туда, куда ее затолкали родители, но после первого курса перевелась в Текстильный. И вы всё не понимали, почему ей разрешили заниматься дизайном тканей, а Володе не разрешили стать учителем. И вдруг несколько дней назад, слушая, как обсуждают «Старика», я подумал: а если все дело как раз в шантаже? Если Ульяна шантажировала мать или обоих родителей? Тут и про таблетки вспомнил, которые Зинаида якобы забыла вовремя выпить, а Ульяна заметила. А дальше уже все одно к одному стало складываться и сегодня, наконец, я почувствовал, что готов озвучить свои соображения. Ульяна поступает на первый курс Института иностранных языков, хотя ей этого совсем не хочется, и почти сразу у брата делается аппендицит, а мама падает и ударяется головой. Конечно, девочка не медик, в симптомах не разбирается, но посоветоваться с кем-нибудь вполне могла. И заметила, что мама вроде жалуется на тошноту, а аппетит у нее прекрасный, продукты из холодильника убывают на глазах, пока дочка в институте. Мама жалуется на бессонницу, но при этом спит по ночам. А вот таблетки и капли не убывают совсем. Ни анальгетики, ни витаминчики группы В, которые обязательно должны были назначить, ни успокоительные, которые рекомендованы при тревожности и бессоннице. Девчонка-то глазастая, наблюдательная и неглупая, все видит, все замечает и все обдумывает. Мама жалуется на слабость и головокружение, а по квартире носится как угорелая и по телефону часами болтает. Не вяжется одно с другим, правда?

– Вы полагаете, что девочка могла угрожать матери рассказать про липовый больничный? – недоверчиво переспросил я. – И именно этими угрозами вынудила родителей разрешить ей перевестись в другой институт? Как-то сомнительно звучит. На одной чаше весов какой-то жалкий больничный лист, разрешивший всего месяц не ходить на работу, на другой – судьба и карьера дочери, возможности для нее выезжать за границу, пользоваться деньгами на валютном счете. Нет баланса.

– Вы не поняли, Дик, – мягко перебил меня Вилен. – Эдик прав, дело не в том, что Зинаида в течение месяца не работала. Дело в том, что она в течение этого месяца безвылазно сидела дома. Это один фактор. И врач, который выдал ей этот больничный, а потом каждую неделю вносил в карту фиктивные записи и продлевал листок нетрудоспособности у заведующего отделением, совершил должностное преступление, это второй фактор. Огласка неминуемо привела бы к тому, что врача привлекли бы к ответственности. А это потянет за собой ответственность и для Зинаиды. Привлекают ведь не только того, кто взятку брал, но и того, кто давал. Так что угроза раскрыть секрет была достаточно весомой.