встали,

Две России.

Два мира сшиблись

Грудь о грудь.

...Хлестала дождиками осень,

Срывала листья.

Жгли костры.

Сквозь годы память мне приносит

Тревожный воздух той поры.

Ни на кого не уповала

Россия,

Не ждала чудес,

Жизнь, как колоду, тасовала,

Рвала мосты,

Снималась с мест.

Был воздух времени исполнен

Таких надежд,

Таких вершин,

Как будто он полетом молний

Был весь, как иглами, прошит.

В него моя бросалась юность,

Как в вешний бешеный бурун.

И как бы жизнь ни обернулась,

Он для меня навеки юн.

АНАТОЛИЙ КРАСНОВ

* * *

Когда в мой сад приходит осень

И гаснут зябкие цветы,

Мне тяжела немая осыпь

Неприхотливой красоты.

В тиши холодного рассвета,

Когда туманы так плотны,

Я слышу: вздрагивают ветви

И гулко падают плоды.

И ожиданий смутных полный,

Вхожу я в полдень золотой,

Как будто в солнечный свой полдень,

Уже означенный чертой.

И если грусть, то в ней отрада

С той благодарною виной,

Что мне виднее зрелость сада

И зрелость женщины родной.

В живом лице,

В немом ли дереве,

Соприкасаюсь я во всем

С овеществленностью материи —

Ее мы временем зовем.

ЭЛИДА ДУБРОВИНА

ДВЕ СИНИЕ ЗВЕЗДЫ

Поселок Войкова уснул и погасил огни.

А сердце ждет, зовет весну, как в те былые дни.

И тишина, и плеск воды, и в небе — журавли,

И над обрывом две звезды в безмолвии взошли.

Здесь постою и помолчу — забвенья в жизни нет,

И вновь на север улечу за журавлями вслед...

А с веток падает роса, и светят из воды

Далекой юности глаза — две синие звезды.

Вот так же горько в тишину кричали журавли...

Но на свиданья в ту весну мальчишки не пришли.

Срубили их, как деревца, развеяли золой,

Венчали их огнем свинца с сырою мать-землей...

А сколько весен, сколько гроз промчалось над судьбой!

Кто знает, где рвались пути, гремел последний бой!

В дыханье трав их голоса, и вечно у воды

Погибшей юности глаза — две синие звезды.

Здесь постою и помолчу — забвенья в жизни нет!

И вновь на север улечу за журавлями вслед.

А сколько нас, девчонок тех, вдовеет до сих пор.

И нет гнезда, и нет детей, и жизнь — войне укор.

Поселок Войкова уснул, проснется в час зари...

А жизнь есть жизнь, как ни грусти и что ни говори!

Горит рассвета полоса, и гаснут у воды

Погибшей юности глаза — две синие звезды.

НОННА СЛЕПАКОВА

ТРИДЦАТЫЕ ГОДЫ

Где в майках багряных и синих

над веслами гнутся тела,

где остроугольных косынок

стрижиные вьются крыла,

среди пробужденной натуры,

наряженной в гипс и кумач,

в серебряных парках культуры

звучит мой ребяческий плач.

Как смела я хлюпать противно

в том парке тридцатых годов,

где всё безупречно спортивно,

где каждый предельно готов?

И как моей малой головкой

всё это запомнила я?

Всосала ли я с газировкой?

Считала ли я с букваря?

Есть оттиск в глазах человека,

хоть в памяти вроде — провал.

А может, мне это Дейнека

восторженно зарисовал?..

И в блеске хорошей погоды,

отпущенной щедрой рукой,

маячат тридцатые годы

высоко над синей рекой.

ГРИГОРИЙ ГЛОЗМАН

* * *

Я говорю: терпенье!

Владей своей рукой.

Легко испортить пенье

Фальшивою строкой.

Не будем торопиться

и воздух в грудь вберем...

Слова как пехотинцы

на поле под огнем.

Лежит моя пехота —

ряды упрямых строк...

...Солдатская работа —

молчанье и рывок.

АННА ЧУТКОВСКАЯ

ПОЕТ ШЕЛОНЬ

Поет Шелонь в апреле звонком

О всеобъемлющей весне,

Бежит Шелонь-неугомонка

По нашей псковской стороне.

Шалит река, озорничает,

Захлестывает берега

И на большой воде качает

Мосты, деревья, облака.

А стены крепости старинной

В стремительной атаке вод,

А по речной дороге длинной

Спеша, толкаясь, лед идет.

Тебе, Шелонь-неугомонка,

Желаю доброго пути, —

Своей апрельской песней звонкой

Ты Ильмень-озеро буди!

АЛЕКСАНДР ОКЕРБЛОМ

СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ

А я представить не могу

Его

Семидесятилетним...

...Духмяны травы утром летним

На свежескошенном лугу.

Роса заткала у межи

Кустарник дымной паутинкой,

Едва проторенной тропинкой

Малец в бессмертие бежит.

Мальцу всего тринадцать лет.

Все — впереди: и с Блоком встреча,

И тот декабрьский синий вечер,

Которому прощенья нет.

Бежит из церкви налегке,

Еще он счастлив малым счастьем:

Утаенные от причастья,

Гремят медяшки в кулаке.

Шушукается божья рать:

Мол, утаил деньгу Серега.

Ну, а на что монеты богу?