Точно не помню момент, когда рабочие затихли. Все утро стройка то начиналась, то приостанавливалась. Какого-то сигнала тревоги вроде бы не было. Если я его и слышал, то, вероятно, списал на неполадки с техникой. Возможно, в сознание проник отдаленный крик. Голова после пьянки была все еще затуманена. Наверное, когда прекратился шум, я с облегчением утонул в тишине.

Мир на лежаке словно застыл – такое у меня, по крайней мере, складывается впечатление. Элис лежала на животе, повернув голову. Жесткая линия ее шеи, рука с книгой, опустившаяся на землю. Кружевной рисунок бассейна, который отражается на внутренней стороне зонтика. Мошкара в траве. Страшный шершень около воды, бульканье фильтра.

Потом голоса изменились, стали громче – в них появилась тревога, надрыв. Крики, точно выстрелы. Шум автомобиля, подпрыгивающего на ухабах в поле. Рев мотоцикла. Чьи-то быстрые шаги. Треск сучьев под ботинками, ближе, ближе… Помню, сел и, моргая, смутно различил Гавраса. Там, в кустарнике сразу за бассейном, в рассеянной тени низеньких деревьев. Мускулы, выпирающие под рукавами рубашки. Темновато, чтобы разглядеть лицо, но в голове стрела – нет, в волосах под углом зацепился прутик. Гаврас сделал несколько шагов из тени, вверх по склону. Что-то в выражении его лица леденило кровь. Беззвучно пошевелил губами, обращаясь к Элис? Я до сих пор не уверен…

Дальше помню следующее: грохот складывающегося лежака Эндрю. Элис с осунувшимся лицом бежит к Гаврасу, потом ко мне, спотыкается, ударяется ногой. Тина накидывает платье задом наперед и восклицает: «Что случилось?» Фиби и Дейзи заворачиваются в полотенца и замирают около барбекю, а Эндрю, согнувшись пополам и демонстрируя обгоревшие плечи, шарит под рухнувшим лежаком в поисках телефона. Артан быстро говорит что-то рабочему на языке, который я не узнаю, а Гаврас орет по-гречески в мобильник.

Но главное – помню голос Элис, которая повторяет снова и снова:

– Они ее нашли! Они ее нашли!

Я был на удивление спокоен. Чувствовал себя сторонним наблюдателем, случайным прохожим. Гаврас убрал телефон в карман и призывал жестом подняться в дом. Я поправил лежак Эндрю и нашел его телефон. Спас полотенце, которое тонуло в бассейне. Обнял Элис за плечи и повел вслед за остальными вверх по дорожке. Она прихрамывала. Из пальца на ноге шла кровь, на каждой ступеньке оставались красные пятна. Я усадил ее на стул и промыл рану. Взял ступню в руки и осмотрел болтающуюся содранную кожицу. Туго замотал туалетной бумагой, которая скоро начала пропитываться кровью.

Луис, огромный и нескладный в пижамных штанах, вышел из спальни.

– Что такое?

– Это связано с Джесмин, – ответила Элис.

Тина покачала головой.

– Мы этого не знаем.

Я поднял глаза от маленькой истекающей кровью ступни и сказал:

– Мы ничего не знаем.

Долгие часы никто не приходил. Мы столпились на террасе, как персонажи романа Агаты Кристи в ожидании указаний. Эндрю, который переоделся в бежевые хлопчатобумажные брюки и бледно-розовую футболку «Фред Перри», спустился к бассейну узнать, «что, черт побери, происходит», но был отправлен восвояси. Гаврас попросил разрешения ходить к месту происшествия через дом, и Эндрю его дал.

– Не возражаешь, Элис?

Она кивнула. Тина принесла вчерашние холодные бараньи ребрышки и помидоры. Никто не ел. Я откупорил бутылку пива и, под укоризненными взглядами окружающих, тут же об этом пожалел.

Арчи и Фрэнк прогулялись до ворот и сообщили, что дорога перегорожена полицейскими машинами. Натянута лента.

– Значит, не собака, – заявил Фрэнк. – Никто не натягивал ленту из-за собаки Пола.

– Собаки, которую убил Пол, – добавила Фиби.

– Это не моя собака! – возразил я. – Она не имеет ко мне никакого отношения!

– Надо позвонить Ивонн, – повторяла Элис.

Ее нога все еще лежала на стуле, окровавленная бумага потихоньку раскручивалась. Каждый раз, когда удавалось подойти, я ее поправлял.

– На всякий случай… Она бы хотела знать… – добавила Элис.

– Нет, не надо. – Эндрю покачал головой, глядя на Элис и желая убедиться, что она его поняла.

– Гаврас так странно мне кивнул, – произнесла она, – все никак не могу забыть.

Положила руки на стол и уткнулась в них лицом. Каждые несколько секунд ее тело содрогалось.

– Может, они ничего и не нашли. Просто рабочий поранился, – предположила Тина. – Сломал ногу или еще что. Производственная травма. В серьезном случае вполне могут вызвать полицию. Если это связано с техникой, если виновата компания…

– Это Джесмин, – произнесла Элис, поднимая голову. – Я знаю!

Тени становились короче и снова длиннее. Ребята, все трое, ушли в дом и занялись игровой приставкой. Тина убирала в кухне. Фиби и Дейзи устроились на моей курительной скамейке и уткнулись в планшет. Элис и Эндрю сидели бок о бок и смотрели на море. Я притворялся, что читаю.

Из-за угла дома показался мужчина средних лет в синем костюме и с портфелем. Не останавливаясь, прошел мимо и спустился по тропинке к бассейну. Через несколько минут за ним молча проследовали две женщины помоложе в белых комбинезонах, с тяжелыми сумками какого-то оборудования. Одна кивнула. Еще через несколько минут тот, в синем костюме, вернулся на террасу и остановился с краю, спиной к нам, чтобы позвонить. Его пиджак был дешевым и тесным – средний шов уже начинал разъезжаться.

Элис подняла голову.

– Жаль, что мы не говорим по-гречески.

– А откуда он это знает? – спросил Эндрю. – Вдруг мы понимаем каждое слово?

– До чего невоспитанно! Обходятся с нами так, как будто мы пустое место!

Я как раз смотрел на нее и потому определил по ее лицу тот самый момент, когда они поднялись по тропинке. Увидел, как у нее потемнели глаза, впали щеки, побелели губы.

Небольшая процессия. Впереди женщины в комбинезонах. Подошли к террасе и молча остановились по обеим сторонам тропинки. Двое мужчин что-то несли на вытянутых руках, аккуратно, осторожно, стараясь держать горизонтально. Ноша была не тяжкой, они не напрягались под ее весом. Но что-то в их позе и лицах говорило: это самый страшный груз за всю их жизнь. Первый, смазливый напарник Гавраса, поднялся на верхнюю ступеньку. В нескольких футах позади него шел лысый полицейский с пляжа. На террасе опустили носилки на пол.

Прикрыты целлофаном. Под ним – угловатая масса, плоская, бледная, мягкая. Тряпки, кости и жилы. Немного. Горсть пыли и праха. Лысый полицейский наклонился, опираясь локтями о колени, перевел дыхание. Ангело, напарник Гавраса, сел на корточки и подоткнул с одной стороны целлофан. Осторожно, почтительно. Его горло дрогнуло, он сглотнул и зажмурился.

– Очень сожалею. – Мрачный Гаврас подошел последним и остановился на последней ступеньке. – Миссис Маккензи, я… я так сожалею…