Однако, глядя на ее личные записи, складывается впечатление, будто ее стремление к совершенству невозможно реализовать: всегда оставалась мебель, которую нужно заказать, а еще произведения искусства, которые необходимо поменять или переставить. Она стояла рядом с электриком Ларри Бушем, когда он работал, чтобы организовать освещение для приобретенных ею картин Джорджа Кэтлина, изображающих жизнь коренных американцев. Буш лежал под роялем в комнате, пытаясь произвести измерения и решить, куда должны быть направлены софиты. Он хотел достать из кармана ручку и бумагу, чтобы сделать несколько пометок, и смутился, когда обнаружил, что у него нет ни того, ни другого. «Я сбегаю и принесу свой блокнот», — сказала Джеки. Он продиктовал ей, что ему потребуется для освещения, и она предложила, куда именно следует направить освещение. «Немного левее», — сказала она, указывая рукой.

Ее реставрация Белого дома была подробно освещена в невероятно популярной часовой прогулке, которая была организована сетью телевизионного вещания CBS и транслировалась в День святого Валентина 14 февраля 1962 года. «Прогулка по Белому дому» стала первым прецедентом, когда телевизионные камеры были допущены в Белый дом. Программа записывалась с помощью восьми телекамер в течение почти семи часов в течение одного дня. «Она была блестящей женщиной. Я написал сценарий с возможными вопросами, но она настолько опередила меня, что это ей не понадобилось», — говорит Перри Вольф, продюсер CBS. Вольф принес на съемку три сценария, помеченные разными цветами: один — если бы Джеки ограничилась интервью, другой — если она собиралась показать фотографии, и третий — если она намерена провести экскурсию. «Но она отклонила мои сценарии; она была подготовлена».

= «Прогулка по Белому дому» стала первым прецедентом, когда телевизионные камеры были допущены в Белый дом.

Джеки никогда не пасовала, оказываясь под давлением, но между дублями «она все время курила», вспоминал Вольф. «Она все время попадала мимо пепельницы и стряхивала пепел на дорогую шелковую обивку скамьи, на которой сидела. Я увидел в ней напряженность». В тот вечер она обедала с обозревателем Джозефом Алсопом и его женой Сьюзен Мэри Алсоп. Позже, когда Джеки и президент Кеннеди просматривали отснятые на пленку фрагменты, ее выступление произвело такое впечатление на президента, что он спросил CBS, не может ли съемочная группа переснять эпизод с его участием на следующее утро, чтобы он был на таком же уровне.

В письме к другу четы Кеннеди, Уильяму Уолтону, Джеки писала: «Моя жизнь, которой я боялась и которая сначала подавляла меня, теперь находится под контролем, и это самое счастливое время, какое я когда-либо знала — не ради положения, но ради близости своей семьи… Это последнее, что я ожидала найти в Б. доме». За кулисами она оставалась квалифицированным смотрителем своего хрупкого мужа, который страдал от сильной боли в спине и других недугов. В памятной записке доктору президента в Белом доме она напоминает ему использовать «пластыри Джонсона для спины», присланные матерью Кеннеди. «Он использовал один пластырь вчера, и ему очень понравилось. Это, очевидно, не лекарство, но вызывает ощущение тепла в больном месте, что лучше, чем просто испытывать боль». Она вникает в каждую деталь, и когда просит врача заказать еще пластырей, даже указывает ему цену: сорок три цента за каждый. Она заканчивает записку просьбой отправить минеральное масло и тальк камердинеру президента Джорджу Томасу, чтобы предотвратить у него раздражение кожи, когда он снимает пластыри.

Превыше всего Джеки хотела, чтобы ее муж был счастлив. В особенно тяжелые дни, когда знала, что он сталкивается с серьезной проблемой, она оставляла ему нарисованные от руки комиксы и делала один из своих забавных шаржей на мировых лидеров или советников президента. Ей всегда хотелось, чтобы дети вели себя примерно, когда встречали своего отца после работы, и она посвящала себя тому, чтобы жизнь в резиденции проходила в «атмосфере любви, комфорта и расслабления». Она устраивала небольшие ужины со своими ближайшими друзьями и обычно ждала до 18.00, чтобы личный секретарь президента, Эвелин Линкольн, обзвонила приглашенных, потому что до тех пор она часто не знала, будет ли ее муж настроен на компанию. Примерно каждые две недели она давала изысканные ужины, где гости танцевали под оркестр в элегантном и интимном Голубом зале до трех часов ночи. Она заботилась обо всех нуждах своего мужа. В памятке от 2 апреля 1963 года, направленной главному церемониймейстеру Белого дома Уэсту, она просит его сделать запрос в Смитсоновский институт, чтобы найти резчика по дереву, который мог бы сделать копию декоративного стола из Овального кабинета президента, чтобы выставить ее в Президентской библиотеке. В другой памятке сообщает, что президенту не нравятся «грязные цвета» ковра в зале Кабинета, и просит, чтобы шторы в Овальном кабинете были менее «задрапированными» и менее «женственными». Она даже заботилась о доставке его любимых блюд, таких как «каменные крабы от Джо» из Майами.

= Лишь одна вещь никогда не вызывала в ней интереса — это подробности измен ее мужа, хотя она, конечно, знала, что происходит. Но относилась к его флирту с юмором.

Однажды она рассказала своему другу, историку Артуру Шлезингеру-младшему, об ужасной ошибке, которую совершила, спросив мужа о том, что происходит во Вьетнаме. «О, боже мой, малыш, — сказал Кеннеди, используя ласковое обращение, которое, по понятным причинам, ранило Джеки. — Это висело на мне, ты знаешь, весь день. Не напоминай мне об этом снова». Президент только что совершил свой ежедневный заплыв и был в «счастливом вечернем настроении», поэтому ее охватило чувство вины за то, что она затронула эту тему. Он сказал ей: если она хочет узнать, что там происходит, ей следует попросить его советника по национальной безопасности МакГорджа Банди дать ей прочитать все депеши. Она читала еженедельное резюме ЦРУ, а также индийско-пакистанские депеши, главным образом потому, что ей нравился остроумный слог посла в Индии, старого друга Кеннеди и ученого Джона Кеннета Гэлбрейта.

Лишь одна вещь никогда не вызывала в ней интереса — это подробности измен ее мужа, хотя она, конечно, знала, что происходит. Но относилась к его флирту с юмором. В начале их брака она навещала Джека в госпитале, где он находился из-за больной спины. Перед визитом она поужинала с друзьями, и там была прекрасная актриса Грейс Келли. Когда Джеки встала, чтобы уйти, Келли сказала: «Знаете, я всегда хотела встретиться с сенатором Кеннеди». Джеки ответила: «Хотите вернуться со мной в госпиталь и встретиться с ним сейчас?» Джек жаловался, что медсестры не отличались молодостью и привлекательностью, поэтому Джеки попросила Келли надеть шапочку и униформу медсестры и представиться Кеннеди его новой ночной сиделкой. Несколько минут он не узнавал Келли, а потом взорвался от смеха.

Президент постоянно совершал измены, в том числе назначал свидания с совсем молодыми женщинами, в возрасте девятнадцати лет, которые работали в Белом доме. Джеки надо было принять решение: не обращать на это внимания или рискнуть потерять все. Незадолго до инаугурации Кеннеди Джеки написала записку журналисту и писателю Флетчеру Кнебелю. «Я бы описала Джека как похожего на меня в том, что его жизнь — айсберг, — писала она. — Общественная жизнь над водой, а личная жизнь скрыта под водой». Ее собственный отец регулярно обманывал ее мать, и она согласилась принять неверность как норму. Через неделю после десятой годовщины свадьбы Джеки написала письмо своему другу Чарльзу Бартлетту, который познакомил их несколько лет назад. Она сообщала, что без Джека ее жизнь «была бы пустыней, и я бы чувствовала это на каждом шагу».