— Думаете?

— А что ты теряешь? — Тамара Александровна улыбнулась. — Что бы ни произошло, совсем скоро твоя жизнь станет совсем иной. И эти страхи улетучатся, потому что твоим детям всегда будет нужна мама. Как и тебе. Просто ты обижаешься на свою маму, и это тоже нормально…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Тамара Александровна, признайтесь, вы психолог?

Женщина заливисто засмеялась, я не выдержала и присоединилась. Вот тебе и старушка, божий одуванчик.

— Вот поживёшь с моё и ни в такие психологи заделаешься! А пирожки ешь, они вкусные, свежие, сама пекла. Егору можешь не оставлять, я тогда вечером ещё занесу.

— Да нет уж, оставлю…

В задумчивости смотрела на соседку и думала, когда же Егор успел превратиться в плиссированную юбку? Когда я поспешила закинуть его на антресоли? Сразу после Лёши или после, надумав про него всякое?

Как ни странно, рожать мне было не страшно, вот совсем. Но вот страх оказаться в полном, тотальном одиночестве… Он становился сильнее с каждым днём, потому что я отчаянно понимала, что без Егора не проживу и дня. И дело вовсе не в помощи. Дело совсем в другом. Тут я уже перестала слушать голову. От того и страшнее.

Когда Егор вернулся, он всё понял с полуслова, с одного моего взгляда. Ничего не стал говорить, просто подошёл, присел и крепко обнял. А я, обнимая его в ответ, цеплялась пальцами за его клетчатую рубашку и благодарила мысленно Тамару Александровну.

Господи, какая же я дура!

В больницу я наведалась с первым снегом. И хотя рожать мне было ещё ой как нескоро, внутри что-то шевелилось и крутилось, и вовсе не те три бутуза, которые повергали в шок врача на каждом УЗИ. По весу и прочим параметрам мы хоть и уступали, так сказать, детям-одиночкам, но не настолько. Если всё измеряют точно и погрешность в пределах нормы, то рожу я реально богатырей.

Моим животом можно было и коней на скаку останавливать, и приличную пробку на дороге устроить, и окно заткнуть, чтоб не дуло. В общем, выбирай, что хочешь! Меня же такое приобретение немного пугало. И хотя Егор заливался соловьём о том, какая я красивая, на мой живот он тоже смотрел со страхом. Что же будет через два месяца? Уже сейчас можно нести как поддон, руки только заведи.

Все твердили, что лучше родить, как можно позже, я же мысленно себя убеждала, что лучшего всего просто родить и не лопнуть.

Так что очередной отпуск в больничке я встречала в очень «приподнятом» настроении. Особенно радовал медицинский юмор. Вот от него была в полном восторге! На десятый восклик, что я ещё цела, не родила и вообще, уже перестала улыбаться. В палату прошла по памяти, мне даже мою кровать оставили. Наверное, её всегда держали в резерве именно для меня. Лариса, знакомая постовая медсестра, говорила, что на этой кровати самый лучший матрас. Это и правда было так: я когда ложилась, он подо мной не прогибался, а ведь подо мной могло прогнуться что угодно!

Разглядывая потолок, вдруг поняла, что всё, финишная прямая очень даже близко. И зря мы так переживали. Даже пессарий этот уже не волновал. Я научилась делать все лёжа, да и Лёша, твердивший постоянно «о, моя белая госпожа», очень поднимал настроение. Теперь мне никто так говорить не будет. Десять дней лежание бревном в больнице, ко мне никого не пустят, самой выйти будет уже проблематично… Может, в выходной сжалятся? Хотя бы Егора пустят…

Сама не поняла, как все мои мысли стали о Егоре. С ума сойти можно! Да у него ангельское терпение и… Даже моя мама не могла меня выносить дольше часа, начинала заводиться от моего нытья, стенаний и прочего. А я делала это уже на автомате, потому что каждый день появлялась новая причина для всего этого безобразия. Егор легко отшучивался и находил позитивные моменты в моих проблемах.

Последний раз мы с ним схлестнулись на ниве моих ног. Я уже не могла приподнять их так высоко, чтобы увидеть: ноги окончательно исчезли из моего поля зрения. И если раньше меня волновал педикюр, выросшая растительность, то теперь мне казалось, что вместо ног у меня лапы йети, не иначе: большие, волосатые и с когтями. Развести ноги в стороны мешала моя новая прелестная неврологическая болячка, из-за которой я передвигалась настоящей уткой.

— Ну чего ты расстраиваешься? Ноги как ноги! Я что, волосатых не видел?

Такое слабое утешение включило во мне лишнюю подозрительность. Егор это понял и пояснил:

— Кто-то для массажиста надевает лучшее бельё, а кто-то… за бодипозитив, как бы это сейчас сказали. Но мне абсолютно всё равно!

— Ты так говоришь, чтобы меня не расстраивать… Там же всё ужасно, я знаю! Мама зеркало мне ставила, когда помогала с ногтями разбираться.

— Ну попроси её об… — Егор смутился и развёл руками, — ты поняла. Устройте спа-процедуры, косметический салон на дому.

— Ой, нет… Это же стыд какой! — покраснела и прикрыла лицо руками.

— Тогда думай о… бабочках, я не знаю! А не о том, что у тебя ноги йети…

— Егор! — мой возмущённый крик его развеселил.

— Да? — Егор встал в дверном проёме и демонстративно поиграл бровями, а затем и мускулами. — Кто говорит, что йети — это плохо?

Маленькая подушечка, которую я подкладывала под правый бок со стороны живота, прилетел Егору прямо в лоб. Вышло смешно. Такое «пуф!», волосы взметнулись, и непередаваемое выражение лица.

Ну вот как без Егора? Не в медсестру же мне подушкой кидаться, а характер у меня испортился. Попадаются всякие Жанны, Лёши, несварение потом от них и боли в печёнке.

Врач пришёл ко мне после всех манипуляций, страшных кресел и прочего. В этот раз меня под козырёк взял сам заведующий нашего роддома — Сан Саныч. Бодренький такой старичок, с маленькой аккуратной седой бородкой. Шутил он всегда очень остроумно и не зло, к беременным относился как яйцам Фаберже и разве что пыль не сдувал. Я же вообще стала иконой. Теперь вот буду под его личным контролем!

— Ну-с, как поживает наш квартет? — мужчина был единственным врачом, кто всегда приходил не только с улыбкой на лице, но и маленькой такой деревянной трубочкой, которой всегда прикладывался к животам беременных. — На что жалуемся?

— На скверный характер, — положила руки на свой громадный живот и вздохнула. — И на любовь к йети.