Он поцеловал ей ручку, посадил за стол, на котором красовались ресторанные блюда. Но там не было свечей, и Юля обратила на это внимание.

— А где свечи? — с горькой иронией спросила она.

— А надо?

— Если это свидание, если оно должно закончиться постелью, должны гореть свечи.

— Ну, это не проблема, — разволновался он.

— Проблема. Для меня проблема лечь с вами с постель. Но я лягу, раз вы так настаиваете.

— Ну, не то, чтобы настаиваю…

— Настаиваете! — отрезала Юля. — И я сдаюсь. Потому что у меня нет выбора.

— Выбор есть всегда.

— Я не стану накладывать на себя руки, — качнула она головой. — Как-нибудь переживу. Но вы должны понимать, что за меня могут отомстить. И отомстить очень жестоко… Если вам не дорога ваша жизнь…

— Что?! — Александр Степанович едва сдерживал смех, глядя на нее.

И Юля не выдержала, из ее глаз хлынули слезы. Действительно, кто сможет отомстить за нее. Клим? Так уже скоро год будет, как они в разлуке, и за все это время он ни разу не дал о себе знать. И с Димой ничего не получилось… Нет, Клим не сможет отомстить, а Дима тем более…

— Ну что ты, не надо плакать! — В голосе Александра Степановича прозвучали отеческие нотки.

И это немного успокоило Юлю, появилась надежда, что ее не тронут. Когда слезы на ее глазах высохли, он предложил ей выпить. Отказываться она не стала. Не отступился он от своих планов, и не оставит он ее в покое, пока она не ляжет с ним в постель. И она сделает это, возможно даже по своей воле. Надо напиться в хлам, а там как пойдет…

Весна, посевная, то-се — работы, как обычно, невпроворот. Но работа Клима не пугала, в ней он находил утешение и даже покой. Юли нет, и только работа не позволяет ему потерять интерес к жизни.

Домой он вернулся поздно, затемно. Клавдия Петровна тут как тут, клокочет от возмущения, гневно машет руками. А в одной руке у нее глянцевый журнал.

— Юлька! Ох, Юлька!.. Ну как же так!

Клавдия Петровна хотела сказать все сразу, но это у нее не получалось, она сбивалась, хватала ртом воздух, а свои мысли пыталась донести жестами.

— Что там такое?

Клим пришел ей на помощь, взял журнал, глянул на фотографию обнаженной девушки и обомлел. На него с вкрадчивой улыбкой на губах смотрела Юля. Красивая до невозможности. И такая же развратная…

— Алька по селу бегает, всем показывает! Вот, вырвала!..

— Но это же Юля. — Он хотел посмотреть на Клавдию Петровну, но не смог оторвать взгляд от обложки.

— Юля… В Москве она, фотомоделью стала!

— Я вижу.

— Она не такая!

Клим вздохнул и нехотя кивнул. Он не хотел осуждать Юлю, но все свидетельствовало против нее. Сначала она сбежала от него с молодым любовником, теперь вот этот снимок. Это — позор на всю деревню, но ему-то все равно. Не позора он боялся, его страшила жизнь без Юли. До сих пор страшила, хотя сколько времени уже прошло. И не так уж важно, какую жизнь ведет Юля без него. Такая она или не такая, какая разница? Он готов принять ее любую, лишь бы вернулась.

— И Алька, будь она неладна, все врет!

— Что врет?

— Говорит, что Юлька Димку бросила! Любовников, говорит, как перчатки меняет.

Клим снова вздохнул.

— Ну чего ты молчишь! — Клавдия Петровна двумя руками тряхнула его за плечо. — Скажи что-нибудь!

— А что сказать?

— Ну, может, и есть у нее там любовник! Но один!.. Не такая она, чтобы со всеми! — Клавдия Петровна говорила и трясла его за плечо.

А Клим смиренно терпел. Пусть трясет, ему все равно. Любит он Юлю и всегда будет любить, несмотря ни на что. Но хвалить ее и тем более отрицать очевидные факты — нет, этого не будет.

— В Москву за ней надо ехать!

Клим поднялся, мотнул головой и вышел из-за стола. Любит он Юлю, но никуда за ней не поедет. Пусть живет, как знает…

Он вышел за ворота, побрел по дороге через поле. И когда дом остался далеко позади, вышел на пашню. Упал на мягкую, еще сырую после дождя землю и заревел, как раненый медведь. Только так он мог приглушить дикую тоску…

* * *

Мама как мама, сначала приласкала, а потом — как обухом по голове.

— Опозорил ты нас, Димка, ох, как опозорил!..

— А если я люблю Юлю?

— Вот потому и опозорил… То с Иркой, то с этой… Но с Иркой-то ладно, а Юля!..

— А что Юля?! Ну, вышла за Клима, не подумав. А когда одумалась, со мной сбежала.

— А сейчас она с кем?

— А с кем она? — Дима привстал на месте, с подозрением глядя на маму.

— А то ты не знаешь! Любовник у нее в Москве! Богатый! А в каких журналах она снимается!..

— Кто вам такое сказал?

— Да говорят!

— Алька?

— И не только Алька!..

— Эх, мама! И давно ты сплетням верить стала?

— Это не сплетни! Это правда!

Но Дима не слушал маму. Он запрыгнул на мотоцикл и через три минуты уже остановился возле дома, где жили Горловы.

Алька сидела на завалинке. Одна. С полной жменей семечек, кожуру от которых она сплевывала с дробным фырканьем. Она и в детстве была пышкой, а сейчас ее и вовсе разнесло. Ей еще двадцати не было, а выглядела она хуже, чем Ирина, которой уже за тридцать.

— А-а, сутенер явился! — хохотнула она, узнав Диму.

— Что ты сказала? — Он едва сдержался, чтобы не схватить ее за сальные волосы.

— Говорят, ты Юлькой в Москве торговал. Сколько она за час зарабатывала? Тысячу долларов?

— А тебе что, завидно?

— Так что, правда? — расплылась в улыбке Алька.

Она смотрела на Диму, а видела круг людей, перед которыми она в самом ближайшем будущем откроет очередную «истину» в первой инстанции.

— Правда в том, что за тебя и рубля не дадут.

— Да я и не претендую!

— А чего тогда треплешься? Жить надоело?

— Жить? И кто же меня жизни лишит?

— Ну, ты же сама говоришь, что у Юли любовник… Есть один тип, хочет, чтобы она с ним жила. А Юля от него прячется. А тип этот очень крутой. Он сюда приехать может. А ты про Юлю треплешься… Убьют тебя, Алька. И правильно сделают!

— Ох, напугал! — Хоть и слегка, но Алька все-таки стушевалась.

— Это Москва, детка. Ты даже не представляешь, какие там монстры водятся. Чуть что не так, сразу пулю в лоб…

— Что-то не страшно! — Голос у Альки дрогнул.