— Зачем? Новые делаю, а эти для следующего «клада» берегу.

— Ну ты даешь! — по-девчоночьи восхитилась Альбинка.

— Слушай! — Сашка сложила свою ювелирку снова в контейнер и встала, чтоб отнести его в сейф. — Я жракать хочу. Или поедем где-нибудь пообедаем, или жди меня здесь — я быстро съезжу за едой.

Альбинку вполне устраивал такой расклад, особенно возможность остаться одной в Сашкиной квартире, да и куда-то ехать не было сил. Но очень хотелось поговорить об Игоре.

— Саш, а как у твоего брата с этой немкой?

— Ты не представляешь! — решительно уселась в кресло Сашка. — Вцепилась в него мертвой хваткой! Охренела от скуки в своей Германии…

Немка Клара, с именем которой так складно сочеталось «Цеткин» и которая, по мнению Сашки, «вцепилась в него мертвой хваткой», встретилась Игорю на раскопках в Краснодарском крае в позапрошлом году. Пухленькая задорная Клара Цеткин — никто иначе и не называл ее — с первого взгляда влюбилась в Игоря. Да и он не остался равнодушен к несомненным прелестям студентки истфака из Германии, даже нашел ей такое занятие, чтобы побольше была у него на виду. Как начальник экспедиции, он жил не в лагере, а на базе — в отдельном домике. Игорь посадил туда Клару клеить керамику — черепки, которые поднимали из раскопа. Она приходила на базу сразу после завтрака и с каждым днем оставалась там все дольше и дольше, пока наконец не перебралась к нему совсем.

Когда экспедиция подходила к концу, Клара Цеткин объявила, что уезжать назад в Германию не входит в ее планы. Игорь даже не придал этому значения, поскольку планы у нее менялись довольно часто. Сначала она собиралась копать на Украине. Вроде как на местах боевой славы деда, который там воевал во время Второй мировой. Но с развалом Союза археологические экспедиции на Украине перестали финансировать, и если там кто и копал, то исключительно грабители. Дед Клары еще сыграет свою роль в научной карьере Игоря, и не только… А тогда, в то лето, Игорь и его полевая немецкая подруга вернулись в Москву вместе. Клара решила поступать в МГУ.

— Так теперь она постоянно живет у Игоря?

— Нет, наездами. С учебой в Москве ничего не получилось. Заканчивает университет в Германии… — Сашка помолчала. — Я так и не знаю, как отнестись к этому союзу. С одной стороны, надо все же, чтобы о брате кто-то заботился, и вообще… С другой — для настоящего душевного общения нужен жизненный опыт одного качества. Иначе… — Она покачала головой. — Но что-то в этой Кларе Цеткин, конечно, есть. Помнишь Пашку Гирина? Ну, Румына — приятеля Игоря? Ему она почти во внучки годится! Он так в нее влюбился, что сам не свой! Говорит, ради нее на все готов! Ну не дурак?

…Сашка уехала за едой, оставив Альбинку одну. Теперь у нее достаточно времени, чтобы осуществить задуманное. Ни за что не понесет назад скифское золото, и времени для поисков другого места нет!

Телефонный звонок сегодня утром не просто встревожил, а напугал до смерти. Альбинка подумала, что для нее это пока фигура речи, а вот бедное мамино сердце не выдержало страшной атаки… Глеб, как назло, был дома и все слышал, вернее, слышал-то он как раз не все, а только то, что говорила жена. Теперь будет строить догадки! Когда она поняла, что звонившего интересует скифское золото, скрыть от мужа испуг не могла.

Почему он позвонил не на мобильный?.. Специально, чтобы разговор слышал Глеб? А может, не знает номер? Нет, вряд ли. У Альбинки создалось впечатление, что он знает все.

Назвал ее по имени, выразил соболезнование в связи со смертью Татьяны Павловны… Наверняка это он и был в доме. Зачем мама впустила его в квартиру? Знакомый? Почему не попросил к телефону Глеба? Случайно или ему известно, что Глеб не имеет к золоту отношения? Никогда никому об этом Альбинка не говорила. А мама? Уверена, что нет! Мог отец рассказать кому-то в тюрьме? Она начисто отмела этот вариант. Отец был умен и не предвидеть возможного шантажа не мог. А именно этим и занимается теперь неизвестный ей человек. Когда он позвонил первый раз и упомянул скифское золото, она бросила трубку. К ее ужасу, он перезвонил и сказал, что дает ей время подумать обо всем. Да, так и сказал «подумать обо всем», а он, дескать, скоро ее найдет…

Альбинка взяла из прихожей свою «золотую» сумку, вошла в маленькую кабинку лифта и спустилась в мастерскую — кузницу древностей. Все было на месте: стол, кушетка, Сашкино рабочее кресло, муфельная печь, два газовых баллона, двухметровая керамическая ваза цвета охры… Альбинка достала целлофановый пакет, опоясанный со всех сторон скотчем, и веревку, свернутую клубком. Один конец она привязала к пакету и поболтала им в воздухе, словно хотела проверить прочность конструкции. Пододвинув кресло к высоченной вазе, она взобралась на него и стала осторожно, чтобы не разбить керамику, опускать туда сверток. Когда он коснулся дна, известив об этом глухим коротким звуком, она закинула туда же конец веревки, который держала в руках. Поставив кресло на место, поднялась наверх и стала ждать Сашку. Пусть полежат скифские сокровища у нее, пока не придумает, что с ними делать! Может быть, им, таким фантастически настоящим, даже уютнее будет здесь, в окружении поддельных…

Не стоило, конечно, разгуливать по Москве с такими деньжищами в борсетке, но беспокойство, которое Глеб ощущал с самого утра, побуждало его к физической активности. Хотелось пройтись пешком. Быстрая ходьба всегда действовала на него успокаивающе.

Реакция жены на чей-то телефонный звонок показалась настолько странной, что просто выбросить утреннюю сцену из головы он не мог. Весь день, несмотря на множество дел, возвращался мысленно к ней. Сомнений в конце концов не осталось — очень сильно она испугалась. В ее глазах царило не просто смятение. В них явно затаился страх. Кто мог звонить? Если ее Корбюзье, так чего ж бояться-то? Сколько раз отвечала на его звонки при Глебе, и никогда голос не выдавал волнения. Да и откуда ему взяться? Глеб не переоценивал роли Дмитрия Тусуева в жизни жены. Лекарство от одиночества. Ничего больше. Может, Игорь Зимин! Ожили, так сказать, былые чувства. Нет, не то! Ее действительно кто-то напугал, а присутствие мужа лишь обратило страх в панику.

Сжимая в руке ремешок распухшей от купюр борсетки, Глеб отвлекся от загадок беспокойного утра и с удовольствием подумал о том, что ему в общем-то всегда везло в делах. Всегда и при всех режимах. Еще в советское время, сразу после окончания МГИМО отец устроил его в «Судоимпорт». Тогда это было очень весомо и давало возможность неплохо крутиться. Кроме заграничных командировок, решавших проблемы одежды и элегантных штучек, — их Глеб всегда обожал, — работа в объединении дала ему в руки удочку, на которую до сих пор ловится неплохая рыбка.

За время работы в «Судоимпорте», где последние годы он был весьма заметной фигурой, а потом и в Госдуме, когда всякий его намек, пожелание, тем более просьба зазвучали с новой силой, Глеб старался не отступать от им же установленного правила: деньги надо делать легко и изящно! Так, чтобы не изнурять себя непосильным трудом, чтобы не ухало сердце от подвохов российского бизнеса и не печалило лицо выражение суровой крестьянской заботы о хлебе насущном… Идеально этим требованиям отвечали разовые коммерческие сделки, уходящие своей историей в давнюю «судоимпортную» пору. Уже много лет к Глебу через верных посредников обращались владельцы старых судов, календарный срок службы которых подходил к концу. Легальные документы, продлевающие, а иногда даже дающие судну новую жизнь, влетали судовладельцам в копеечку, но капитальный ремонт плавающей посудины и официальная перерегистрация стоили несравнимо дороже.