– Лив что, ничего тебе не сказала? – спросил Грейсон. – Мия страдает лунатизмом.

– Нет, об этом Лив ничего мне не сказала, – ответил Генри.

Голос его показался мне обиженным.

Я подняла голову, чтобы бросить на него ещё более обиженный взгляд. Вот если у кого действительно не было никакого права жаловаться, так это у него.

– Не понимаю, как это ей удаётся, но Анабель заставляет Мию во сне совершать ужасные вещи. – Грейсон угрожающе встал прямо перед Анабель. – Не так давно Мия пробовала удушить Лив подушкой, а сегодня ночью она чуть не выпала из окна.

Генри был поражён.

– Сколько времени всё это продолжается?

– Пару недель. Не могу поверить, что Лив тебе об этом ничего не рассказала.

– Я тоже не могу, – сказал Генри. – Но теперь понимаю, при чём тут мистер Ву.

– Во что именно ты не можешь поверить? – Я изо всех сил старалась не перейти на противный писк, не знаю, насколько мне это удалось. – Возможно, из-за того что ты-то делишься всем-всем, поэтому естественно ожидать, что остальные будут поступать точно так же. Да и вообще, мы с тобой расстались, поэтому я не обязана тебе ничего рассказывать.

– Что?! – выкрикнул Грейсон. – Вы расстались? Когда?

– О, Генри тебе об этом не рассказал? – едко спросила я. – Что ж, наверное, он решил, что это недостаточно важно.

– При чём тут это? – Генри отошёл от своей двери. Он выглядел теперь очень напряжённым. – Если Анабель правда управляет снами Мии, вы обязаны были мне об этом сказать.

– Зайчики мои сладкие, только не надо друг другу глотки резать, – как назло, вмешалась Анабель. – Не знаю, что именно здесь произошло, но я тут ни при чём.

– А кто же тогда? – грозно спросил Грейсон.

Анабель нежно рассмеялась:

– Честно, Грейсон, не буду утверждать, что у меня не было планов насчёт вас, но вот… заставить сестру Лив ходить во сне – до этого я не додумалась.

Удивительная вещь, несмотря на сумасшедший блеск её глаз и злорадно-победное выражение её лица, я почему-то ей верила. И перед тем как исчезнуть – наверное, разъярённый Монстр Ада как раз ворвался в её палату, – Анабель добавила:

– Подумайте хорошенько! Может, есть ещё кто-то, кому не терпится свести счёты с Лив?

Генри жил в одиноко стоящем доме из красного кирпича с многочисленными эркерами, светлыми оконными рамами и зелёной лакированной входной дверью с полукруглым окошком над ней. Дом прятался за каменным забором высотой почти с меня ростом и совсем не казался мрачным, заброшенным притоном из фильма ужасов, как я уже успела себе вообразить. Видно было, что за садиком перед входом тщательно ухаживают, а калитку, кажется, основательно смазали. На пути к двери мне, правда, пришлось переступить через детскую машинку и пройти мимо баскетбольного кольца, но они лишь создавали вокруг дома уютную атмосферу вместе с полосатой рыжей кошкой, которая, свернувшись, спала на коврике рядом с парой пёстрых резиновых сапог.

Но кое-что удивило меня ещё больше: на то, чтобы добраться сюда, я потратила всего двенадцать с половиной минут. Пешком. Небыстрым шагом. У меня в голове не укладывалось: несколько месяцев я встречалась с этим типом и даже знать не знала, что он живёт в двенадцати с половиной минутах ходьбы от меня. Вот и ещё один повод на него обижаться.

На какой-то момент я замешкалась, не решаясь нажать на кнопку звонка. Можно ведь просто погладить кошку и пойти себе дальше, не умалив при этом собственного достоинства. Но я тут же отбросила эти мысли. В конце концов, это ведь он мне написал, а не наоборот. Сообщение пришло тринадцать с половиной минут назад. Оно заставило меня забыть прошлую ночь, забыть тревогу за Мию, забыть Анабель. Надо поговорить – было написано там.

Тут он действительно не ошибался.

– Что ж, давай поговорим, – сказала я, когда Генри открыл дверь и уставился на меня круглыми от удивления глазами.

Я попробовала сделать безразличное лицо, хотя это давалось мне с огромным трудом, потому что сердце моё упало вниз, примерно сантиметра на четыре, как мне показалось. Интересно, перестанет ли оно когда-нибудь болеть при виде его? Смогу ли я находиться с ним в одном помещении, не чувствуя, что вот-вот умру от переполняющих меня чувств?

Хорошо хоть, что дверь мне открыл именно Генри, а не кто-нибудь из членов его семьи. В глубине души я была этому очень рада. И это помогло мне взять себя в руки, когда он огляделся по сторонам.

– Я… что? – пробормотал он.

Как и всегда, под глазами у него были синяки, а кожа казалась прозрачной; у кого-нибудь другого это выглядело бы как признак болезни, но только не у него.

– Сообщение пришло от тебя или как? – Я протянула ему телефон. – Итак, о чём ты хотел со мной поговорить? – Вот до этого момента я отлично держала марку, но надо же было под конец всё испортить, и я снова затараторила: – Кстати, красивый дом. Милые окошки. Милый… э-э-э… зелёный куст. Миленькая дверь. И милая кошечка. И резиновые сапоги тоже милые, и…

– Да, всё действительно очень милое, – сказал Генри, уголки его губ на миг подпрыгнули, и промелькнула едва уловимая улыбка. Но он тут же снова наморщил лоб. – Послушай, Лив, честно говоря, сейчас очень неподходящее время…

– Ты прислал мне сообщение, – напомнила я ему, сделав ударение на слове «ты».

– Да, прислал. Но разве мог я подумать, что уже через минуту ты возникнешь у меня перед дверью? Нам действительно надо поговорить, но не сейчас.

– Потому что?..

– Потому что… – Он с тревогой выглянул на улицу, которая, пронизанная лучами заходящего солнышка, казалась спокойной и пустой. Во второй половине дня в воскресенье здесь, наверное, совсем не бывает машин. – Потому что сейчас не самое лучшее время для разговора.

Я наклонилась к кошке и погладила её.

– Возможно, но раз уж я тут, ты мог бы воспользоваться случаем и хотя бы намекнуть мне, о чём пойдёт речь.

Генри на какой-то момент замешкался:

– Это всего лишь… Я просто подумал о том, что сказала Анабель.

Я резко подняла голову. Анабель? Он хотел поговорить со мной об Анабель?

– Я понимаю, каждое её слово может оказаться ложью, но в этом случае я почти уверен, что… – Он запнулся.

Явно превышая допустимую скорость, на улицу выехал шикарный внедорожник. Мотор разбивал вечернюю тишину, оглушая весь квартал своим рёвом. Генри недовольно хмыкнул, а автомобиль резко затормозил перед воротами, ведущими в сад.

– Лив, тебе пора уходить. Постарайся, пожалуйста, чтобы тебя никто не видел. Вот чёрт!

Во-первых, интересно, как бы я могла пройти через калитку незамеченной, если машина припарковалась прямо перед домом. А во-вторых, было уже слишком поздно. Из автомобиля вылез высокий мужчина, на вид ему было лет пятьдесят, может больше, пусть даже его шевелюра оставалась очень пышной. Кожа его была загорелой, глаза спрятаны за солнечными очками, а когда он заговорил, обнажились его белоснежные зубы.