Старик протянул племяннику руку.

— Спасибо тебе, — сказал он, — за твои честные и откровенные речи. Я отвечу на них так же честно и откровенно. То, что тебе говорила твоя мать, приходило и мне самому не раз в голову, и, признаюсь, если я так настаивал на твоем приезде сюда, то именно потому, что мне думалось, как было бы хорошо, если бы вы с Еленой сошлись. И тоже мечтал о том, как в конце дней моих, когда уже не буду в силах работать, я увижу дочь мою хозяйкой в этом дорогом доме, видевшем ее детство, и где некогда ее добрая мать так кротко и нежно стояла со мной рядом.

Старик замолчал, и слезы выступили из его глаз.

На лице кандидата показалось самодовольное выражение.

— И потому, любезный племянник, — продолжал пастор, — от всего сердца позволяю тебе искать расположения Елены. И если ваши сердца сойдутся, я с радостью дам вам мое родительское и пасторское благословение. Но, — продолжал он, — не спеши, дай времени сделать свое дело. Елена своеобразная, глубокая натура, она пугается всего нового. Дай ей узнать тебя — время терпит!

Кандидат пожал руку дяде.

— Благодарю тебя от всей души, — сказал он, — за твое позволение. Конечно, я не стану брать ее сердце штурмом — для христианского брака совсем неуместно быстро вспыхивающее пламя, сердца должны гореть чистым спокойным огнем.

Вошла Елена. Она накинула на плечи легкий платок, соломенная шляпа с мелкими цветами покрывала голову. Щеки ее горели свежим румянцем, в глазах виднелся влажный, мечтательный блеск, точно след недавних лет, но рот улыбался.

Она была удивительно хороша, и старик встретил ее улыбкой, тогда как кандидат скользнул по всей ее фигуре взглядом, от которого она невольно потупилась.

— Я готова, папа, — сказала она.

— Хорошо, дитя мое, так пойдем же!

И он встал и взялся за шляпу.

— Ступай и ты с нами, — обратился он к племяннику. — Я тебя представлю.

— Не надо ли мне прежде нанести утренний визит в замок? — спросил кандидат.

— Нет, — сказал пастор, — мы здесь не соблюдаем таких формальностей. Уверяю тебя, что ты всегда встретишь радушный прием у наших друзей!

И все трое оставили пасторат.

* * *

В Блехове, в большой гостиной собралось все семейство Венденштейнов.

Фрау Венденштейн сидела на большом диване, дочери готовили чай раньше обыкновенного. Лейтенант пересел к матери и старался рассеять ее веселой болтовней. Она часто отвечала на его замечания печальной улыбкой, но время от времени слезы капали украдкой на ее тонкие, белые пальцы, которые машинально водили иголкой по шитью. Обер‑амтман молча ходил по комнате, иногда останавливался у широко открытых дверей в сад и глядел через террасу на ширившийся перед ним в летних сумерках ландшафт.

— Не порти ему расположения духа! — сказал он наконец, останавливаясь перед женой с напускно‑суровым тоном. — Хороший солдат должен весело и бодро идти в огонь, ведь это его ремесло. И он, в сущности, должен радоваться тому, что пришло наконец время всерьез исполнять свое призвание и свой долг. Впрочем, точно ведь еще ничего неизвестно — прибавил он тоном, в котором сказывалось желание успокоить жену и себя самого. — Ведь это только приготовление на всякий случай, а туча может еще нас миновать.

— Не может не быть тяжело в такие минуты, — промолвила кротко фрау Венденштейн. — Мы остаемся дома, одни с нашими мыслями и заботами, а он на широком просторе и в пестрой суете событий… Довольно ли у тебя белья? — прервала она себя, как бы желая подавить сердечную тревогу материальной заботой о сыне, которому предстоит так много страшных испытаний.

— Белье у меня в превосходном порядке, мама, — весело отозвался лейтенант, — кроме того, если нам в самом деле предстоит поход, я не могу брать с собой много вещей, наша кладь не должна занимать места. Но где же пастор? Он мне обещал поскорее прийти и провести с нами последние часы. A propos[62], — продолжал он, — у него, кажется, гости. В окне, рядом с Еленой, я заметил какого‑то господина в черном.

— Это его племянник, который, по желанию старого священника, назначен ему в помощники, — сказал обер‑амтман. — И которому он впоследствии передаст приход. Радуюсь за доброго Бергера, что король быстро исполнил его просьбу. Может быть, молодой человек окажется хорошей партией для Елены.

Лейтенант взглянул на отца, встал и подошел к дверям на террасу.

В прихожей раздался шум.

Старый слуга вошел и сообщил:

— Фриц Дейк пришел и просит повидаться с господином лейтенантом.

Молодой человек быстро повернулся и сказал:

— Пускай войдет Фриц. Ну, что скажешь, старый друг? — проговорил он, приветливо идя навстречу молодому человеку, который, сняв фуражку, вытянулся в струнку.

— Извините, господин лейтенант, — произнес он, — я к вам с просьбой!

— Заранее согласен! — весело воскликнул лейтенант.

— В деревне сказывали, — начал Фриц, — что скоро быть войне и что сам король пойдет в поход. Вот и мне бы хотелось. И потому я хочу просить господина лейтенанта, так как мы с детства знались, чтобы он меня взял в денщики, чтоб нам и на войне быть вместе.

— Постой, дружище, — сказал офицер, — до этого дело еще не дошло. Мы еще не идем в поход, может быть, даже вовсе не пойдем: до сих пор бессрочные еще не собрались и армия еще не на военном положении. Потому, при всем моем желании, мне пока некуда тебя девать. Но, — продолжал он, — если в самом деле состоится поход, даю слово взять тебя с собой — не как денщика, у меня уже есть славный малый на эту потребу, кроме того, — прибавил он, усмехаясь, — сын старого Дейка слишком важен для роли слуги…

— Только не у вас! — возразил Фриц.

— Хорошо, хорошо! Когда придет время, я позабочусь, чтобы тебя причислили к моему эскадрону. Тогда мы вместе постараемся заставить говорить о драгунах!

— Так спасибо же вам, господин лейтенант, до свидания!

Пока офицер прощался с молодым крестьянином, слуга молча отворил дверь и в гостиную вошел пастор с дочерью и племянником.

Пастор представил кандидата обер‑амтману, который приветствовал молодого человек сердечным рукопожатием и подвел затем к своей жене.

Елена скоро присоединилась к девицам и, сняв шляпку, стала помогать им по хозяйству.

Лейтенант подошел к молодым девушкам.

— Ну, фрейлейн Елена, — начал он, — дело грядет нешуточное. Теперь я серьезно прошу вашего доброго пожелания, потому что скоро, быть может, оно понадобится. Не правда ли, — продолжал он задушевно и встречая ее взгляд своим глубоким и горячим взглядом, — вы будете иногда обо мне думать и пожелаете мне на дорогу чего‑нибудь хорошего?