— Ты будешь себя чувствовать не в своей тарелке и вместо удовольствия получишь массу отрицательных эмоций, — обычно говорила она.

И Максим не возражал. Кажется, ему действительно было очень неуютно в те считанные разы, когда они приезжали, на торжества вместе. Сейчас Мила поняла, что всегда должна была быть с ним рядом. Как жаль, что Максим никогда не настаивал. Он вообще умел быть таким деликатным, так редко показывал свое недовольство, предпочитая уходить от конфликтов, выяснений отношений. Да, его терпению можно только удивляться, но, к сожалению, и ему пришел конец. Мила горько усмехнулась, она всегда была очень последовательна. И в своей семейной жизни день за днем, год за годом проводила одной ей понятную политику разрушения, отчуждения. Она добилась своего. Почему же нет радости, облегчения? И даже успехи на работе потеряли свою былую значимость. Они все еще имели значение, но не судьбоносное. Главное, к чему теперь стремилась Мила, — найти способ снова оказаться рядом с Максимом. Она могла просто позвонить или, в конце концов, приехать на дачу. Но это означало бы полную капитуляцию, а Мила хотела, чтобы ее желание было выполнено руками Макса.

— Простите, — голос официанта вернул ее в действительность. По-видимому, он обращался к ней не в первый раз, потому что в его позе, взгляде сквозило нетерпение. — Что будем заказывать?

— Мила, сделайте одолжение, — склонился к ней через стол Богдан, — мне только кофе.

— Разберемся, — улыбнулась Мила, быстро пробежав глазами меню. После операции она до сих пор соблюдала диету: ничего жареного, острого, копченого, никакого кофе, крепкого чая, шоколада. Она и сейчас могла заказать вареную вырезку под соусом бешамель, по бокалу красного вина и чашке зеленого чая. Однако это юное дарование, кажется, не имеет понятия о диете. К тому же у него отчаянно нет денег. Он нервничает и нужно сразу положить этому конец. Мила отдала меню официанту и, глядя на Богдана, произнесла:

— Угощаю я, значит, заказываю тоже я.

— Мы же договаривались… — начал Богдан, и щеки его снова залил румянец.

— Да? Когда? Мы ведь решили поужинать. Честно говоря, я проголодалась, а дома меня ждет совершенно пустой холодильник. Сделайте одолжение, составьте мне компанию? — Мила посмотрела на своего собеседника одним из хорошо отработанных взглядов, после чего он только и смог кивнуть головой и больше не сводил с нее восхищенных глаз. В полутьме они казались темно-серыми, более глубоко посаженными, чем на самом деле. Мила заказала запеченную отбивную под сыром, со спаржей и зеленью, жульен, салат и горячие булочки.

— Как ты относишься к коньяку? — спросила Мила, обращаясь к Богдану. — Извини, ты не против перейти на «ты»?

— Не против.

— Так что по поводу коньяка?

— Я вообще не пью.

— Никогда? — этот молодой художник приятно удивил ее.

— Разве только бокал красного вина или сухого шампанского, очень сухого, — улыбнулся Богдан, заметив, что произвел выгодное впечатление на эту прекрасную женщину. В ее карих глазах мелькнул искренний интерес.

— Хорошо, тогда нам еще по бокалу самого сухого шампанского, которое у вас найдется, — Мила выразительно посмотрела на официанта, что означало конец заказа.

— Будьте любезны немного подождать, — откланялся тот, быстро прошел через зал и скрылся за служебной дверью.

Богдан смущенно оглядывался по сторонам. Ему было неловко из-за сложившейся ситуации. Эта женщина делает с ним, что хочет. Она даже не подозревает, какую власть имеет над ним. Любовь с первого взгляда — это мгновенный удар, заставляющий сердце мчаться вскачь, поднимающий уровень гормонов на запредельный уровень, а разуму в этой жаркой компании и вовсе нет места. Богдан не мог думать. Единственное, на что он надеялся, что природный талант не изменит ему так, как бесстыдно покинула его смелость и уверенность. Он должен показать, что карандаш в его руках творит чудеса. Он сможет нарисовать ее портрет, глядя на который, она все поймет. Хотя зачем ей его разбитое сердце? Его осколки бесшумно падают на дощатый пол кафе, становятся невидимой пылью. Богдан вздохнул, вспомнив свою любимую сказку «Снежная королева». Пусть бы Миле, как Каю, попала она в глаз, сделав холодной, равнодушной, злой, а его, Богдана, поцелуй, смог бы растопить ледяное сердце.

— О чем задумался? — улыбнувшись, спросила Мила. Она достала из сумочки заколку и ловким движением подобрала волосы. Так ей было удобнее за столом. Все-таки предстоял пир, во время которого она должна получать только положительные эмоции. Официант уже принес на подносе их заказ. Поблагодарив его, Мила взяла в руки бокал с шампанским. — Так что? Тост за тобой.

— За красоту! — восхищенно глядя на нее, произнес Богдан и осторожно коснулся бокала Милы своим. Едва слышный звон показался ему музыкой. Она оказалась громче той, что ненавязчиво звучала из динамиков, развешанных вокруг.

— Прекрасно! — сказала Мила, сделав несколько глотков. Она давно не пила шампанского, тем более сухого. Сегодня она нарушала все запреты врачей, позволив себе забыть о своем здоровье. Она давала слово не относиться к нему наплевательски, но ведь может быть у человека праздник? Тем более, что она дарит его еще одному человеку, пока совершенно незнакомому, но несомненно хорошему.

— А ты давно рисуешь? — после нескольких минут дегустации принесенной закуски решилась спросить Мила. Она подумала, что именно в такой обстановке сможет кое-что узнать о Богдане. Ей было приятно его общество. И Мила совершенно не жалела о том, что тратила на него свое время. Это было ей в новинку — совершать необдуманный поступок, а потом находить в нем рациональное зерно. Положительные эмоции — что может быть лучше, что может быть полезнее для здоровья?

— Давно, — прожевав небольшой кусочек вырезки, ответил Богдан. Он вращал в длинных пальцах острый нож, внимательно глядя на тонкое лезвие. В его взгляде было что-то отрешенное, немного напугавшее Милу. Растаяла, захотела стать музой, добрым воспоминанием на всю оставшуюся жизнь. А что, если он маньяк, шизофреник, душевно больной человек, показавший ей чужие рисунки? Нож он держит замечательно, и глаза безумные. Вот попала… Миле с трудом удавалось не показывать охватившую ее панику. Она пыталась отогнать навязчивые мысли.

— А на улице ты давно обосновался?

— С лета, — Богдан с готовностью отвечал на вопросы.

— Где ты учишься?

— В университете на механико-математическом факультете. С точными науками у меня всегда был полный порядок. Пришлось одно лето полностью посвятить только им, чтобы не терять время. Я сдал несколько предметов, и меня зачислили на второй курс.

— Не понимаю, — Богдану снова удалось удивить и одновременно успокоить Милу. — Какой ты разносторонний человек. В тебе уживаются способности и к искусству, и к формулам. Интересно.

— Ничего интересного. Просто поступил, чтобы занять себя. Мама очень переживала, что я окажусь не у дел после того, как… Я ведь ушел со второго курса художественно-промышленного. Теперь вот обитаю в университете, учусь нормально, иногда даже повышенная стипендия проскакивает, а вообще это не мое.