— Как так получилось? — Мила взяла в руки запотевший бокал с шампанским.

— Одна очень сексапильная, очень уверенная в себе дама пожелала дать мне несколько уроков в частном порядке, а я отказался, Богдан положил приборы на тарелку. Его лицо снова стало напряженным. Разведя руками, юноша кисло улыбнулся. — Сейчас я бы вел себя по-другому, а тогда был молод, горяч, полон самолюбивых планов, горд. Вот при всем этом и остался. Меня выживали долгий, невыносимо долгий семестр. Откровенно заваливали на зачетах. A-а… Не хочу вспоминать…

— Значит, сейчас ты бы согласился на частные уроки? — почему-то выделив из ответа Богдана именно это, поинтересовалась Мила.

— Вам не понравилось то, что я сказал, — огорчился Богдан.

— Ты даже снова на «вы» перешел, — улыбнулась Смыслова. — Расслабься, это твое дело, твой жизненный опыт. Только ничего не бывает потом. Сейчас или никогда!

— Это точно, — Богдан вытер губы салфеткой и сделал пару глотков шампанского. При этом он не сводил глаз с Милы. Он все пристальнее вглядывался в ее лицо, казавшееся ему невероятно знакомым. Наверное, она напоминала ему кого-то. Кого? Нет, как Богдан ни старался, он не мог припомнить в своем окружении никого с подобным лицом.

— Ты неприлично долго и пристально разглядываешь меня, — нарочито назидательным тоном сказала Мила.

— Пытаюсь понять, отчего твое лицо кажется мне знакомым.

— Устарелый трюк, юноша, — отмахнулась Мила, вдруг позабыв о том, что он мог попросту увидеть ее по телевизору. — Придумай что-нибудь поновее.

— Да, точно! Это лицо, я видел его…

— Во сне, — перебила его Смыслова, решив, что сейчас совершенно не обязательно узнавать в ней известную телеведущую. — Типичная внешность, только и всего.

— Ты сама себе цены не знаешь, если так говоришь, Богдан залпом выпил оставшееся в бокале шампанское.

— Еще по бокалу?

— Нет. Это я для храбрости.

— Тогда закусывай, а то карандаш в руках будет подрагивать и мои неземные черты исказятся, — улыбнулась Мила.

Она с аппетитом доела жульен, понимая, что с вырезкой явно погорячилась. Отвыкший от обильной пищи желудок подавал признаки насыщения. Что называется, глазами бы съела, но увы… Зато тарелка Богдана была уже пуста. Он умудрился очень удачно сочетать еду и разговор. Мила решила, что пора заказать обещанный кофе. Официант оказался рядом в мгновение ока.

— Два кофе. Один без сахара, а второй?

— Два кофе без сахара, — подхватил Богдан.

— И счет, пожалуйста, — Мила проводила взглядом официанта, чувствуя некоторую неловкость. Она понимала, что Богдану тоже не по себе. Смыслова сделала вид, что внимательно разглядывает интерьер. Ей не было ровным счетом никакого дела до бревенчатых стен, украшенных старинными светильниками, букетами из сухих трав и цветов. Но Мила продолжала медленно рассматривать обстановку, чтобы только не встречаться взглядом с Богданом. С каждой минутой ситуация казалась ей все более безрассудной. Нужно было поскорее закончить со всем этим и снова возвращаться к привычной жизни, лишенной и намека на романтику. Водоворот эфиров, деловых встреч, обязательных знакомств закружил Милу с новой силой. Сопротивляться этому было глупо, бессмысленно. Ведь Смыслова, наконец, получила то, о чем мечтала. Работа и только работа, все служит любимому делу. Любимому, но не делающему ее счастливой. Все чаще Мила задумывалась над бесцельностью изматывающей суеты, в которую она добровольно впрягалась. Лишь Катюша с ее неуемной энергией, оптимизмом вселяла в Милу надежду на то, что и в ее жизни скоро появится место для праздников. Без них нельзя, без них край… Может быть, этот незнакомец, так пытливо рассматривающий ее из-под красивых темно-русых бровей, и есть первый шаг к этому долгожданному празднику. Ничего не бывает случайным, и то, что она почему-то решила пройтись по парковой аллее, вместо того, чтобы мчаться в суетном метро.

Они пили кофе молча, разглядывая поочередно то обстановку вокруг, то друг друга. Миле больше нравилось, когда Богдан был занят интерьером, новыми посетителями. Почему-то она была уверена, что узнай спутник в ней Смыслову, что-то будет безнадежно потеряно. Тогда она не увидит того, на что действительно способен этот робеющий от одного ее взгляда юноша. А ей вдруг безумно захотелось, чтобы он нарисовал ее. Она хотела увидеть себя глазами молодого мужчины, не скрывающего, какое впечатление она на него произвела. Наверное, ее нетерпение каким-то непостижимым образом отразилось на ее лице, потому что Богдан взглянул на Милу и быстро допил кофе, сделав несколько больших глотков. Заметив это, Мила усмехнулась:

— Разве можно так с кофе! — сама она, давно не ощущая любимого вкуса, смаковала каждый глоточек.

— Мне не терпится скорее приступить к работе. Предвкушаю наслаждение, которого не заслужил. Это подарок судьбы, настоящий подарок!

— Хорошо, тогда и я потороплюсь, чтобы не заставлять тебя ждать, — Мила допила кофе, зажмурила глаза. — Как хорошо. Я давно не получала столько удовольствия от еды.

— Я тоже, но больше — от общества.

— Ну что, пойдем в парк? — спросила Мила, оставляя деньги под своей тарелкой. Она сделала это незаметно для Богдана и поднялась вслед за ним. Улыбнувшись, она поежилась от одной мысли о пронизывающей сырости, которая хозяйничает за дверью этого уютного кафе.

— Пойдем, — Богдан быстро надел куртку, шапочку, намотал сверху широкий, длинный шарф белого цвета и, поймав чуть насмешливый взгляд Милы, засмеялся: — Я не Бендер, я только учусь. А фамилия моя Зотов.

— Богдан Зотов — звучит отлично, — прищелкнула языком Смыслова.

— Звучит, да? Звучит для чего? Никогда об этом не задумывался, — пожал плечами Богдан. Он направился вслед за Милой, не забыв захватить зонт и сумку со стульчиком, рабочей папкой.

Пока они брели по устланной мокрыми, грязными листьями парковой аллее, Богдан не сводил глаз с Милы. А она шла, время от времени поглядывая на своего спутника. Он ловил ее взгляд и тотчас быстро-быстро произносил:

— Сейчас, сейчас начнем.

Мила понимала, что Богдана не интересовал окружающий пейзаж. Он попросту тянул время, желая продлить удовольствие от общения с ней. Усмехаясь, она приняла его правила игры и терпеливо ждала момента, когда он будет готов творить.

— Пожалуй, здесь будет чудесно, — негромко произнес Богдан, останавливаясь и суетливо устанавливая свой огромный яркий зонт. — Дождь все еще моросит.

— Да? — касаясь кончиками пальцев уже намокших волос, иронично спросила Мила.

— Прости, я испытываю твое терпение, — виновато улыбнулся Зотов.

— Кажется, сейчас мне больше, чем тебе, хочется, чтобы ты нарисовал меня.

— Устраивайся и начнем, я сам сгораю от нетерпения.

Устроится на невысоком складном стульчике оказалось задачей не из легких. Мила подобрала длинные полы пальто, распустила волосы, тряхнула ими так, что они свободно рассыпались по плечам, спине. Она все никак не могла выбрать позу, в которой у нее получилось бы застыть хоть на пять минут. Но Богдан, казалось, не замечал ее проблем. Он сел напротив на коричневую, намокшую лавку, совершенно не замечая холода, сырости. Его лицо светилось от счастья, которое так нежданно свалилось на него. Он чувствовал такой подъем! Он всегда с душой относился к каждому портрету, к каждой работе, но сегодня был особый случай. Он уговорил позировать эту прекрасную женщину, такую удивительно далекую и близкую одновременно. Глядя на нее, ему казалось, что он давно знаком с ней, что встреча точно была. Но где и когда, он вспомнить не мог. Может быть, она ему приснилась? Это его муза, его шанс все изменить. Он так долго ждал этого. Мила ведь не знает, что Богдан уже больше двух лет не держал карандаша в руках. Как он жил эти годы? Он показывал ей свои работы, сделанные давно, очень давно, еще в пору его учебы в художественно-промышленном институте. Тогда он работал неистово. Не проходило дня, чтобы Богдан не приносил матери очередную работу. Мама всегда была его первым критиком, его опорой, вдохновителем. Она всегда верила, что из него получится хороший художник. Тем неожиданнее стал для нее уход Богдана из института со второго семестра второго курса.