– Это следователь? – уточнил рекламщик.

– Да, и очень хороший, хотя внешне он сильно похож на агента Смита из «Матрицы».

– А что стало с той компанией, которая участвовала в подготовке к убийству Анны? – пытливость Климова начинала меня раздражать. Если он и не проговорится о мотивах преступления, то о перестановках на «Второй Садовой» раззвонит везде.

– Ничего особенного. Лайза – теперь она просто Лиза – работает на «Радио С», Олега оставили на канале диктором: у него приятная внешность и хороший голос, а остальные просто не знали, что происходит на самом деле, поэтому их перемены не коснулись.

– Но они ведь тоже виноваты, – тетя Мила жаждала справедливости, – и должны быть наказаны.

– По делу они проходили как свидетели, а со свидетелей какой спрос? – я решила, что рассказ закончен, и вплотную занялась блинчиками.

– Женя, а что теперь будет с Андреем и Анной? – тетя Мила не могла успокоиться, пока не узнает всего.

– Разве я похожа на прорицательницу? – спросила я с набитым ртом. – Наверное, что-то будет, но что – покажет время. И вообще, угостили блинчиками, а есть не дают, – сказала я возмущенным тоном, пресекая дальнейшие расспросы.

– Женя, последний вопрос. – Стас положил мне ладонь на руку и заглянул в глаза.

– Какой? – я уже порядком устала от перекрестного «допроса» и хотела спокойно позавтракать.

– Кто стрелял в Анну?

Я вздохнула, выразительно посмотрела на любознательного рекламщика и демонстративно откусила от блинчика порядочный кусок.

– Киллер, – сказала я с набитым ртом, – наемный убийца, которому просто заплатили за грязную работу.

– А как его звали? – тете Миле не терпелось узнать имя убийцы-неудачника.

– Ты хочешь помянуть его в церкви? – спросила я.

– Ладно, давайте завтракать, – сказала тетя Мила и села за стол рядом со Стасом.

Когда завтрак закончился, я вышла в подъезд проверить почту. Открыв почтовый ящик, я увидела необычный конверт, адресованный мне. Я распечатала его прямо в подъезде. Это было письмо от Алена.

«Дорогая Эжени! Очень жаль, что мы с тобой так неожиданно расстались. Я часто вспоминаю тебя и свое невыполненное обещание провести лето с тобой. Ты хотела показать мне Волгу, и мне жаль, что я так и не увижу знаменитую русскую реку. А еще больше я жалею о том, что упустил шанс жениться на тебе. Прости меня за все. Твой Ален Матье».

Я перечитала письмо несколько раз, но так и не нашла даже намека на приглашение во Францию. Значит, он решил, что наш разрыв был предрешен. Я спрятала письмо обратно в конверт и вернулась домой.

– Женя, что-то случилось? На тебе лица нет, – встревожилась тетя Мила.

И тут я не выдержала и заплакала. Тетя Мила обняла меня за плечи, увела к себе в комнату и принялась утешать. Она говорила много теплых слов, передать которые я не могу, потому что не запомнила их. Но я теперь запомнила одно: нельзя женщине устроить личную жизнь, если она – телохранитель.

И дело не в том, что телохранитель черств душой. Нет. Просто я слишком сильная, могу сама решить любую проблему и даже постоять за себя и за другого человека. А мужчине нужно заботиться о ком-то слабом, защищать, оберегать и дарить цветы.

В общем, мой роман с французом был заранее обречен. И то письмо, которое я до сих пор держу в руках, – прямое тому доказательство. Я ушла к себе в комнату и закрыла дверь. Еще раз перечитав письмо и посмотрев обратный адрес, я пододвинула к себе пепельницу, щелкнула зажигалкой и подожгла его. Пока письмо горело, у меня оставалось желание еще раз встретиться с Аленом. Но когда оно превратилось в кучку пепла, желание пропало.

Я еще раз проанализировала свои чувства. На душе было спокойно. И надвигающееся лето я проведу так, как мне захочется. И никакой француз не будет упрекать меня в том, что я – телохранитель.