Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующий кадр. Мы стоим на площадке перед Pret A Manger. Человек пять смельчаков сидят снаружи, еще несколько угадываются по краям снимка. Площадка мокрая и пустынная: пустые столики, пустые стулья, на полу недалеко от камеры валяется газета. Мы ищем теплое место и собираемся войти внутрь. Запись сделана камерой 6454 FCT, время — 20:19:30.
Я пролистываю дальше. Время 20:52:44. Значит, мы сидим в Pret уже тридцать три минуты. Но на картинке не мы, а воры, которые двигаются по улице. Их трое. Двое слева — братья, а справа их мелкий дядюшка. Очень мелкий. Он едва достает до плеча тому мальчишке, что шагает чуть впереди. На нем перчатки. Мальчишка держит руки в карманах. Как они выглядят? Можно ли что-то сказать о них по внешнему виду? Мальчик смотрит перед собой, но его дядя и брат позади… они шныряют глазами по сторонам. Да, именно так. Они озираются, оценивают обстановку. На следующем кадре они, как и мы до этого, подумывают, не зайти ли им в Pret. Я вижу себя по ту сторону окна. На часах — 20:54. Возможно, они уже заметили меня, определили, в каком я состоянии, возможно, я даже видела, как они заглядывали внутрь. Не помню подробностей. Теперь нас разделяет лишь тоненькое стекло. Момент столкновения. Позже их осудят за то, что они как раз собираются сделать. Я тоже буду отбывать свой срок. Я и сейчас его отбываю. С переменным успехом.
На часах 20:59. Все кончено. Камера на задней стене здания ловит их как раз в тот момент, когда они уходят. Самый быстроногий из братьев — впереди. Сзади — дядя-коротышка. У него в руках футляр, завернутый в плащ. За ним видны сваленные в кучу пластиковые стулья, но на размытом снимке они кажутся костями какого-то огромного скелета. Ни кожи, ни плоти, ни души, все исчезло. Через пару секунд я очнусь и спрошу, где скрипка. А еще чуть позже начну метаться и кричать. Через пару секунд вся моя жизнь, все, что я знала и в чем была уверена, тоже превратится в скелет, в груду костей, непригодную для использования, и ужасная зима заметет меня.
Когда все это началось, я не могла заставить себя посмотреть запись. Но ледниковый период закончился. Моя жизнь начинает оттаивать, из нее уходит холод, неразбериха и страх. И земля под моими ногами уже не кажется такой бесплодной и враждебной.
Пару месяцев назад я навестила своего близкого друга, чтобы узнать побольше о скрипке Амати, которой он владеет. Она попала к нему в результате череды удачных совпадений, но сам он не скрипач. Она лежала в шкафу, и на ней не играли несколько десятилетий. Но нельзя сказать, что она выглядела заброшенной. Все эти годы он прекрасно о ней заботился, потому что понимал, какой уход требуют хорошие струнные инструменты, особенно если на них не играют. Она была в превосходном состоянии. На сохранившейся этикетке надпись «Братья Амати», а это значит, что ее, скорее всего, сделал кто-то из учеников Николо Амати. Но Чарльз Бир проявил к этому инструменту неподдельный интерес. По его мнению, в обводах скрипки узнается работа самого Николо Амати. И в целом, в ней чувствовалась рука мастера.
Чарльз спросил у владельца, нельзя ли взять ее ненадолго, чтобы как следует осмотреть. Тот, конечно же, разрешил. Чарльз отправил скрипку в лабораторию, чтобы исследовать дерево и установить его возраст. Ценность многих скрипок определяют именно таким образом. Это как отпечаток пальца. Можно узнать не только время ее появления на свет, но также место, мастерскую и создателя. Информация, которую мы получили, поразила нас. Выяснилось, что дерево, из которого изготовлена скрипка, было тем же самым, из которого Николо сделал несколько своих самых известных скрипок. Так что эта молчаливая Амати была ранней работой самого мастера. Вероятно, он сделал ее, когда работал в мастерской своего отца. Этикетка «Братья Амати» была приклеена просто так — в то время это делали довольно часто, просто чтобы указать мастерскую, в которой работал создатель инструмента. Эти восхитительные новости окрылили меня. Значит, на ней не играли бо2льшую часть столетия? Спящая Красавица из мира скрипок. Просто невероятно. Владелец был в восторге от открывшихся перспектив.
— Мы будем счастливы, если именно ты ее разбудишь, — сказал он мне.
Поэтому я поехала к нему, чтобы сыграть на ней, и захватила свою нынешнюю скрипку. Я все еще не знала, как мне себя с ней вести, и переживала, что у нас все равно ничего не получится, что бы я ни делала. Теперь мне предстояло изучить все возможности Амати. Меня немного беспокоило, что Амати не была, да и не могла стать скрипкой-соло. Вряд ли она способна не затеряться на фоне целого оркестра. Для этого нужно иметь достаточно сильный голос. И дело тут не в размере, а в конструкции. (Когда Эва Тёрнер, легендарная оперная певица, записывала альбом, она вынуждена была встать позади оркестрантов, чтобы не заглушить их!)
Я взяла Амати в руки и заиграла.
Это было похоже на волшебство, на взмах волшебной палочки, от которого рассеиваются чары, ну и, конечно, на тот самый поцелуй. Я вдохнула жизнь в ее легкие и заставила биться сердце, которое молчало десятилетиями. И чем дольше я играла, тем больше она мне открывалась. Через час ее голос окреп, потеплел, обрел глубину. И это она еще только прочищала горло после сна, потягивалась, снимала паутину.
Все ее части подлинные, и скрипка звучит так, как задумывал мастер. Снова ко мне в руки попало нечто особенное, то, что нужно холить и лелеять, чему можно позволить раствориться во мне, как я растворяюсь в нем. Скрипка снова жива и счастлива.
Наверное, в самом начале ее жизненного пути на ней много играли, но именно мне выпала возможность показать ей новый, современный мир. Это не настолько безумная затея, как может показаться. Ее конструкция не устарела, хотя подставка и гриф сделаны из некогда популярных сортов дерева. Когда-то их легко было достать, но сейчас ими почти никто не пользуется, что лишний раз подчеркивает возраст и прекрасную сохранность этой чудесной скрипки. Она цела, сохранна и ослепительна. После того, как я долгие годы выхаживала и, осмелюсь сказать, исцелила множество пострадавших скрипок, впервые все оказалось наоборот. Теперь со скрипкой все в порядке, а выхаживать предстоит скрипача.
Я сыграла на ней все, над чем мне доводилось работать. И все, что я играла, звучало намного лучше. Ах, опять моя пристрастность! Но я не могу ничего с ней поделать. Более того, мне нужно ее принять. По дороге домой я поняла, что Амати сделала для меня то, чего не происходило с тех самых пор, как у меня украли скрипку. Я была расстроена, что нельзя забрать ее домой. Я хотела сыграть на ней еще раз. Еще и еще.
Я ехала по автостраде. Огни горели впереди, огни горели позади меня. И внутри меня тоже все было залито светом. Что-то изменилось во мне. Мой разум пробудился. Казалось, дороге этой нет конца. С этой скрипкой я могла жить, могла изучить ее и наполнить музыкой. А она, в свою очередь, показала бы мне много нового. Мы могли бы сделать вместе немало открытий. Ступить на новую землю. Я могла бы заказать новое произведение молодому композитору. Мин стала мудрее, и в руках у нее была идеальная скрипка. Мы столько всего могли сделать, мы были свободны, ничем и никем не ограничены, и полны чистой радости. Жизнь бурлила у меня внутри.