— А я и не думаю, что она настоящая, — ответил им Саймон.

Они вошли внутрь. Марку достаточно было лишь взглянуть на нее. Он ремонтировал ее несколько лет назад и моментально узнал свою руку. Чудесный миг! Представляю, как гулко билось его сердце, как пересохло во рту, а в животе все перевернулось.

Вот же она. Вот она. Тихо лежит на полке и терпеливо ждет меня.

Моя милая Страдивари.

Моя милая, милая Страдивари.

Я в поезде. Мне звонит Энди — моя каменная стена, моя опора, всегда спокойный, не теряющий надежды, готовый поддержать. Ангел-хранитель, который всегда докладывал мне вести с поля боя, всегда заботился обо мне. Сегодня что-то случилось, я знаю, я слышу по голосу.

— Мы нашли ее! Нашли!

Я слышу, как он рад, рад за меня и рад, что многолетняя и тяжелая работа полиции, наконец, окупилась. Они верили в мою скрипку, в то, что она все-таки выживет, точно так же, как верила и я. Да, они не любили ее так, как я, они не были с ней знакомы, но за годы поиска у них выработалось к ней личное отношение. Они нашли ее! Нашли!

Меня захлестывают эмоции: облегчение, восторг, желание немедленно обнять ее, взять в руки, затискать, покрыть поцелуями, сделать все, что я так давно не делала, и опять обнять ее, еще крепче (это вообще нормально?), потрогать, потрогать, потрогать. Но где-то очень глубоко, на самом дне души осела горечь от сознания, что все изменилось, что прошлого не вернуть. Другое время. Я другая. Может, и скрипка тоже стала другой? По-прежнему ли сладок ее голос? И сможет ли эта, новая Мин, снова его извлечь? Или моя скрипка изранена и истерзана. Что там с ней делали?

И еще одно. Я пока не могу об этом говорить, но я знала давно, с тех пор, как приняла чек. Эта скрипка мне больше не принадлежит. Она стала собственностью страховой компании. Я ведь взяла деньги. Выплатила долги. Купила другую скрипку. На эти деньги я строила новую жизнь, а теперь… Боже! Они и правда нашли ее! Она цела, в том же футляре, который подарил мне Риччи, и оба смычка, и даже ноты, которые я в этот футляр положила, и те на месте.

Я потеряла счет звонкам — мне звонили продавцы, поздравляли меня, желали нам со скрипкой счастья. Меня снова ждала сольная карьера. Ведь скрипка нашлась. Еще совсем немного, и я снова смогу…

Я дала интервью всего один раз — в тот день, когда нашлась скрипка. Ради Британской транспортной полиции. Они были так добры ко мне, это — меньшее, чем я могла отплатить им. Для них это история со счастливым концом. Хорошие парни победили. Девушка получила назад свою скрипку. Они заслужили свою славу. Дело было в конце августа. Йен сказал, я могу дать интервью в его саду. И даже в тот момент все было непросто, ведь я не знала наверняка, чем кончится эта история.

Скрипка вернулась, но вот ко мне ли? Смогу ли я ее оставить? (Я повторю, чтобы вы осознали, насколько странным было мое положение: вероятность оставить мою, ведь мою же, скрипку у себя была крайне мала.) Страховая компания позвонила мне в тот же день, что и Энди, и выразились предельно ясно. Согласно нашему договору, у меня было девяносто дней на принятие решения. Они предлагали выплатить им полную сумму страховки и получить скрипку. Три месяца на то, чтобы достать нужную сумму. Но денег у меня не было, да и решимости поубавилось. А ведь я была такой решительной! Я же выступала на сцене. А там без решимости никуда. Сила воли и умение постоять за себя давно утекли, но я все еще сохранила в себе крошечную искорку надежды — слабый свет в темной комнате, свет, который вот-вот погаснет. Я много говорила в том интервью, но по сути не сказала ничего. Последняя роза увядала в том летнем саду. Я держалась за ее красоту изо всех сил.

Я спросила у страховой компании, можно ли увидеть скрипку, но мне не разрешили, до тех пор, пока я не выплачу долги, и пока они не будут готовы мне ее передать. Марк, мастер по ремонту скрипок из Beare’s, тот, что ездил вместе с Саймоном ее опознавать и забрал ее с собой в сейф Beare’s, внимательно осмотрел скрипку. Он подозревал, что внутри могла образоваться трещина. Он не был уверен. Трудно было сказать. Поэтому страховая компания хотела прежде всего отреставрировать инструмент. Они хотели передать ее мне в том же состоянии, в котором она была украдена. Разумный подход, типичный для страховщиков. Они хорошо понимали, как живут музыканты, всегда старались подстроить свою политику под их нужды и тесно сотрудничали с компанией Beare’s. Инструмент может стоить несколько миллионов, и в страховой прекрасно знали, что исполнитель никогда не станет им рисковать, поэтому всегда предлагали музыкантам лучшие и вполне доступные условия. Они всеми силами старались помочь. И этот случай не стал исключением.

Девяносто дней. Кажется, что это очень много, а на самом деле совсем чуть-чуть. Я пыталась получить ссуду, но мне требовалось полмиллиона фунтов, и желающих дать мне такую сумму не нашлось. Доходов у меня почти не было. Я обратилась к Beare’s, но и они переживали не лучшие времена. Другие фирмы тоже отказали. Я купила новую скрипку, помните? И смычок. И надеялась выручить деньги от их продажи. Немного, ровно столько, сколько я за них заплатила. Ничего не вышло. Их можно было лишь выставить на торги, и деньги получить только после сделки. Какая от этого польза? Не было гарантии, что инструмент удастся продать за девяносто дней. К тому же продавцы возьмут комиссию в двадцать процентов, а значит, нужно будет назначать за скрипку и смычок больше, чем я заплатила. Где найти другого покупателя, который согласился бы на такую сумму и нашел деньги за три месяца, я не знала. Так что веселого было мало. В банках мне отказывали в кредите — у них в головах одни цифры, а у меня дохода не было. Мой менеджер в банке очень извинялась, но поделать ничего не могла. У нее были связаны руки. Звонки, ожидание ответов, встречи, снова звонки, переговоры с компаниями, все это отнимало время. мне отказали. Кто я такая? Каких успехов добилась? Где посмотреть мой концертный график?

Чего я добилась в жизни? Если и добилась чего-то, так это все исчезло два с половиной года назад. На встречах вспыхивали призрачные надежды, и тут же таяли в воздухе, когда наступало время принимать решение. Никто моей скрипкой не заинтересовался. Чем больше тебе отказывают, тем больше ты паникуешь. Ты сам себе кажешься парией, неприкасаемой, с клеймом на лбу и табличкой на шее. В глазах и в позе явно читается готовность к поражению. Теперь у музыкантов есть возможность стать частью консорциума инвесторов, но тогда этой схемы еще не было. Я о таком не слышала, и даже не думала, что это возможно. Вот она, моя скрипка, зовет меня, но дни утекали один за другим, и надежды на нашу встречу таяли. Я прямо чувствовала, как она ускользает из моих рук. Снова!

Мне звонит Мэтт. Да, я знаю, что перескакиваю с темы на тему, но события повергают меня в трепет и резонируют, как звуки музыки, — слова вырываются сами собой и оживают на воле. Так вот, мне звонит Мэтт. Я рада этому звонку, я поднимаю трубку, ведь он пережил все это вместе со мной. С ним мне легче говорить на эту тему, чем с другими.

Мы договориваемся встретиться. Не просто встретиться, а сделать то, о чем я давно мечтала, — отметить ее возвращение. Мы встречаемся в Мэрилебоне, в баре рядом с офисом Tarisio, Мэтт там работает. Заказываем шампанское и поднимаем бокалы. Скрипка вернулась! Что будет дальше, неизвестно, но она вернулась! Это же чудо. Мне часто говорили не надеяться, говорили, что она может вообще не вернуться, но дело было не в надежде. Я знала, что она вернется. Между нами постоянно сохранялась связь, и даже теперь, когда я пишу эти строки, я знаю, что так будет всегда. Эта «потеря» была нашим с ней делом, и больше ничьим. Скрипка звала меня, а я — ее, словно нас соединяла незримая струна где-то в эфире. Я слышу тебя! Ее голос отдавался эхом во мне, а мой — в ней. Энди всегда мне говорил, что возвращение скрипки — только вопрос времени. Как хорошо, что она уцелела, снова выжила, не в первый раз за долгие столетия. Я тоже чувствовала себя живой. Просто невероятно живой. Может, и мне удастся собрать себя по кусочкам? Стать с ней единым целым.