Я улыбнулась своим мыслям и утерла непрошенные слезы. А после почти невесомо поцеловала его в нос, посчитав себя той еще хулиганкой, ведь он спал и ничего не узнает.

Арс улыбнулся и крепче прижался, шумно вдохнув мой запах. Все же узнает, еще и запомнит, да и с утра пораньше припомнит.

О, нет! Это невыносимая пытка!

Меня разбудил детский заливистый смех. Открыв глаза, я не сразу поняла, откуда он доносится, но вскоре обнаружила балконную дверь открытой. Откинув одеяло в сторону, подошла к перилам.

Иаоннис бегал по лужайке за девочкой семи лет. Она пряталась за деревьями, визжала, когда ее находили, и бегло тараторила на греческом. Чуть поодаль за небольшим столиком расположилась одна из сестер Арсения и пыталась сделать селфи, постоянно меняя позу и поправляя волосы. Я хмыкнула и направилась в ванную. Последний раз я фотографировала себя пару месяцев назад. Снимки, сделанные Арсом в день нашего бракосочетания, не в счет — я была навеселе, и он вроде их удалил.

Интересно, он точно их удалил?

Приняв наскоро душ, я надела платье нежно-голубого цвета с пышными воздушными рукавами и отправилась на поиски мужа. К сожалению, найти его не удалось, зато в гостиной обнаружилась свекровь.

— Доброе утро, Анна. Как спалось? — она закрыла крышку ноутбука и тепло улыбнулась.

— Доброе. В Греции прекрасный воздух, сон был изумительным. А куда делся Арсений?

— Они с Матиасом и Исис уехали по делам, будут к обеду.

— Уже полдень, — заметила я время на настенных часах.

— Да, через час мы позавтракаем и поедем на шоппинг.

— А зачем? — Я опустилась в кресло.

— Как зачем? — удивилась женщина. — Завтра праздник, а нам нечего надеть. Исис сказала, что купит наряд сама, а Дина с Эрикой составят нам компанию.

— Алекса… Владимировна, — обратилась я к ней, решив, раз не получается достучаться до мужа, то, возможно сумею переубедить свекровь. Насильно ведь мил не будешь.

— Что такое? Ты побледнела. Все хорошо?

— Да, но дело сейчас не во мне. Я бы хотела поговорить с вами о венчании.

— Ты зря переживаешь — святой отец все сделает за один день.

— Нет, вы не поняли. Я не уверена, что стоит спешить. Понимаете, мы поженились очень скоро, но штамп в паспорте и обет перед высшими силами — это разные вещи…

— От Арса этим утром я услышала совсем другие слова. — Она вмиг стала серьезной. — Кажется, я никогда не видела его таким счастливым. Даже когда он пришел в наш дом с ней…

Женщина запнулась и посмотрела на меня с опаской.

— Я знаю, о ком вы. Не скажу, что знакомство было приятным, но эту историю я знаю.

Она сжала губы и на несколько мгновений задумалась, а потом сказала: 

— Когда Арсюша привел ее, я подумала, что к нам в дом пришел ангел: нежная, легкая в общении, скромная и отзывчивая. Она даже помогала мне пироги печь и одевалась исключительно в закрытые платья. Этакая святая простота, покорившая всех, кроме Матиаса. Мой муж очень жесткий человек, Анна, правда, на меня его строгость ни капли не действует, — свекровь хитро улыбнулась, отчего на ее полноватых щеках образовались озорные ямочки. — Он бывает до жути подозрительным, вот и пробил по своим каналам информацию о русской девочке с итальянскими корнями, которая назвалась сиротой.

— И что же выяснили?

— Она держала Арсюшу за идиота, а он был настолько ослеплен ею, что не хотел верить. И вот вчера сын привел тебя. Я еще неделю назад, когда он сообщил, что женился, познакомилась с тобой... — свекровь похлопала ладонью по ноутбуку, давая понять — к моему приезду она знала уже всю подноготную. — Много любопытных вещей узнала, но дело вовсе не в них, Анна. Ты не скрываешь настоящую себя, не строишь из себя скромницу, не лезешь ко мне по поводу и без, не стараешься заработать себе галочки в списке хороших качеств. Знаешь, когда мы познакомились с Матиасом, он обозвал меня слепой шваброй, а я его — кучерявым греческим бараном. Тогда любовь всей моей жизни чуть не сбил меня на пешеходном переходе. А вечером на приеме, ради которого мы и приехали с родителями, я узнала, что теперь наши семьи будут сотрудничать.

— Оливки?! — удивилась я.

— Не совсем, — улыбнулась она. — Мой отец был биологом и агрономом. Он выводил новые сорта оливок для Хьонидисов.

— Понятно. Но как это связано с нами?

— Напрямую. Мы тоже в открытую вели себя как взбешенные грызуны, каждый раз при встрече кусая друг друга словами. Но я всегда украдкой поглядывала на него, изучала, запоминала, влюблялась и мечтала увидеть в нем такие же чувства. Я могу показаться навязчивой, Анна, однако я все понимаю. Если бы Арсюша твердо отказал, и ты тоже, я бы не настаивала на венчании. Вы еще можете от него отказаться — решать только вам двоим. Вот только праздник состоится все равно, потому что мой сынок уже женат.

— Но мы же вчера это отпраздновали?!

Неужто у них что ни день, то праздник, был бы повод?

— Вчера мы праздновали тридцатипятилетие нашей годовщины, — вновь заулыбалась женщина, а мне было не до радости — предстояло выдержать еще одну вереницу родственников. Даже приемы отца так не утомляли, как застолье в семье мужа. — Аня, девочка моя, — свекровь подошла поближе, взяла меня за руку, — даже если ты не любишь его по-настоящему, до дрожи в коленях, до такой степени, что не видишь будущего без него, хотя бы присмотрись. У меня не идеальный сын, но он очень похож на своего отца. Ты будешь за стеной, которую не проломит никто, будешь любима, ценима и не прольешь ни одной слезинки из-за предательства, которое наверняка не дает тебе покоя.

Она привстала и оставила невесомый поцелуй на моем виске, а после поспешила уйти, вероятно, пытаясь скрыть проступившие слезы. А я так и осталась сидеть в легком оцепенении от услышанных слов. Она в курсе? Как много ей поведал Арсений? Неужели рассказал, что брак ненастоящий? Тогда для чего этот фарс? Почему продолжаем играть счастливую парочку?

Вопросов на ответы пока не нашлось, да и от раздумий меня отвлек все тот же смех. Девочка забежала в гостиную, а вслед за ней и мой муж, что-то крича на родном языке. Они оба выглядели таким счастливыми, и, честно говоря, я бы никогда не подумала, что мужчина, которому уже тридцать четыре года, может резвиться, как ребенок, и играть в догонялки. В груди защемило от умиления и какой-то запредельной грусти. Сейчас он так напомнил мне отца…

— О! Анют, доброе утро, — заметил он меня и отвлекся от веселья. — Давно проснулась?

— Около получаса назад.

— Ну ты и соня! — Он подошел ко мне и, как несколькими минутами ранее сделала его мать, поцеловал в висок. Мне стало смешно: оливка от оливкового дерева недалеко упала. — Хорошее настроение?

— Теперь да.