Он смотрел, как признаки войны постепенно исчезают из вида, переходя в обыкновенную сельскую местность. Этот пейзаж показался ему очень красочным, даже под слоем инея. Джеймс был поражен, что такие яркие цвета все еще существовали и что на земле еще остались места, не покрытые взрывными воронками.

Ему хотелось, чтобы войну можно было просто снять с кожи, как засохшие струпья. Он хотел быть простым парнем и держать за руку милую девушку. Даже если ему придется постоянно ходить в своей униформе.

(Они никогда не посылают мне простых солдат. Они посылают мне страдальцев.)

Тепло вагона и мерное покачивание поезда взяли верх над месячным недостатком сна. Джеймс даже не понял, что заснул, пока кондуктор не объявил, что они приехали в Париж.

Я ждала этого несколько месяцев и не собиралась бросать все на волю случая.

В этом огромном городе Хейзел и Джеймс нашли друг друга. Две иголки в большом стоге сена. Как легко они могли бы потеряться! Но я была магнитом, и чем ближе их притягивало, тем сильнее становилась моя власть над ними.

Я порхала между ними как воробушек. Найди уборную, Джеймс, тебе нужно умыть лицо. Поторапливайся, Хейзел, но не иди слишком быстро: Джеймс еще не умылся. Колетт, купи этой бедной девочке цветок, а то от волнения она уже посерела, под цвет ее пальто. Найди воду, Джеймс. Это была долгая поездка. Мятный леденец тоже не помешает. Дыши, Хейзел. Не время падать в обморок. Улыбайся, Джеймс, ты же увидишься с Хейзел. Не переживай, Хейзел. Все будет хорошо.

Мне нравится, когда смертные нервничают. Это помогает им оставаться в трезвом уме и быть чувствительными к каждой детали. Так создаются самые лучшие воспоминания. Эти моменты остаются в вечности.

Все зависело от этого момента. Забьются ли их сердца чуть быстрее при виде друг друга? Или, может, они окажутся незнакомцами, всего лишь искавшими утешения в момент одиночества?

Когда большие часы над главным входом показали четыре часа, Хейзел как раз подходила к фасаду вокзала Гар-дю-Нор – самого большого и людного вокзала в Европе. Он был просто огромным. Заходя внутрь, Хейзел чувствовала себя мышью: маленькой, незначительной и не особо привлекательной. Она выспалась и приняла ванну в квартире тети Колетт. Все решения, включая одежду и прическу, принимала сама Колетт, потому что Хейзел совсем не могла ни о чем думать. По дороге Колетт купила розу в уличной палатке и прицепила ее к серому пальто подруги.

Когда они пришли на привокзальную площадь, Колетт поцеловала Хейзел в обе щеки.

– Я буду сидеть с книжкой в кафе напротив, – объяснила она. – Если он не появится через час – найди меня, а если все пойдет по плану, то увидимся вечером у тети Соланж.

Хейзел глубоко вдохнула и вошла внутрь.

На город опустился вечер, и в главном зале зажглись тусклые лампы. Лучи заходящего солнца пробивались сквозь дымку паровых двигателей и отражались от стекол яркими бликами. Один за другим к перрону подходили поезда и изрыгали тысячи пассажиров, которые текли мимо Хейзел, как вода, обтачивающая камень.

«Вокзал такой огромный, – подумала она. – Я никогда его не найду».

Французские солдаты в серо-голубой форме и британские солдаты в цветах хаки были повсюду. Торговцы и рабочие, носильщики, кондукторы и инженеры, бизнесмены и политики, матери и дети. Джеймс мог пройти совсем рядом и не заметить ее. Где найти такое место, чтобы быть заметной и заметить его, если он появится? Не будет ли она выглядеть жалкой и отчаянной, если встанет прямо посредине вокзала?

Увидев ее, Джеймс подумал совсем другое.

Он вышел из уборной уже во второй раз и поправил галстук. Часы показывали 4:02. Вокзал был переполнен людьми, но одинокая, почти неподвижная фигура в самом центре сразу привлекла его внимание. Вот и она.

На секунду Джеймс замер. Без сомнения, это была она. Он уже и забыл, какой формы у нее нос. Ее волосы выглядели немного иначе, но пальто и шляпа остались прежними. Она обменяла свой темно-синий шерстяной шарф на более тонкий, розовый платок из гладкого шелка (merci, Колетт), и розовый цвет был ей к лицу. На фоне суетливой декорации огромного вокзала она сияла, как ангел. Ее щеки раскраснелись, а на лице отражалось очаровательное волнение и нежность, пока она высматривала его в толпе. Она ждала его.

Джеймс не должен был заставлять ее ждать. Но он не мог двигаться.

Вот какое впечатление может произвести женщина. После долгих недель на фронте, они превращались в мифических созданий, которые опрятно выглядели и приятно пахли. Они носили яркую одежду и никогда никого не убивали!

Он не думал о сексе, в его взгляде не было похоти. Скорее почтительное благоговение. Он походил на ребенка, который впервые увидел рождественскую елку. Но дайте мне время, и я восполню все недостающие элементы.

Эта девушка проехала через всю страну, чтобы провести с ним один с половиной день.

Эта чудесная девушка была здесь ради него, и это казалось нелепостью, ложью, преступлением против природы. Его лодыжки искусали блохи, а кожа на ногах сморщилась от того, что он неделями не снимал сапоги. Он должен был взять вещмешок, который позаимствовал у Фрэнка Мэйсона, развернуться и сесть на обратный поезд до Бапома.

«Достаточно, Джеймс. Прекрати.

Внимание, Хейзел. Посмотри направо».

Она повернулась и увидела его.

Что такого в военной форме? Какой магией она обладает? Фуражка, пальто, мундир с медными пуговицами – и все это на том самом парне, с которым она танцевала на приходском вечере и пила чай в кафе Дж. Лайонза. Без особого сопротивления, Хейзел поддалась чарам формы. Что ж, она не первая. (Обмундирование на нынешней войне гораздо более сексуальное, если хотите знать мое мнение, а вы хотите его знать.)

Хейзел просияла и сделала шаг навстречу к нему. В тот момент Джеймс решил, что даже если это преступление против природы, он не вернется на поезд. Точно не сейчас, а лучше бы – никогда.

Архимед из Сиракуз был первым, кто сказал, что самый короткий путь между двумя токами – это прямая линия, которая их соединяет. Не хочу проявлять неуважения к мудрости греческого Золотого века, но Архимед ошибся. Длина прямой линии, которая соединяет двух людей, не решающихся признать, что они влюблены – бесконечна. Особенно после нескольких месяцев разлуки.

В конце концов, они оказались рядом.

Они стояли лицом к лицу: все еще молодые, все еще невредимые, все еще красивые.

И все же, они изменились. Каждый из них стал немного умнее, немного опытнее, немного сложнее.

Они словно забыли, как разговаривать.

Ох, Хейзел. Вот почему я так ее люблю. Она первая преодолела стеснение и бросилась на шею Джеймсу. У него не осталось выбора, кроме как обхватить ее руками, прижать к себе и вдохнуть запах ее волос. Все эти недели Хейзел была для него лишь идеей, воспоминанием, мечтой, заключенной в письмах, а теперь она вдруг стала настоящей и держалась за него так, словно боялась отпустить.