Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы подозреваете меня? Я ничего ни у кого не воровала, – нахмурилась Ксюша.
– Вас я не подозреваю. Но вы невольно могли послужить источником информации для воров. Вы ведь с Томилой вели переписку, верно?
– Да.
– Эта переписка вполне могла стать доступной для злоумышленников. Вскрыть электронный почтовый ящик для хакеров – раз плюнуть, – втирал очки Зозуля. Конечно же, он не думал, что к делу приложил руку хакер.
Ксения перевела дух – слава Богу, все не так страшно, как она себе нафантазировала. Но все же настороженность с ее лица не исчезла.
– Вам ведь Томила рассказывала о золотом яблоке? – Леонид скорее констатировал факт, чем спрашивал. – О чем вам писала Томила?
– Да о разном, – пожала плечами Ксюша. – В основном писала о сыне. Он у нее в третьем классе учится. О чем еще? О семье. О том, что сестра Яся преуспела в карьере, а брат Володя все никак за ум не возьмется, целыми днями в компьютерные игры играет. В эту, как его… в «Джомолунгму». Я потому запомнила, что мой муж, который раньше был к компьютерным игрушкам равнодушен, недавно тоже увлекся «Джомолунгмой». Прямо-таки прилипал к монитору. И чем эта игра так притягательна?
– А сейчас где ваш муж?
– В Мурманске, в командировке.
– Давно уехал?
– Да уж месяц, пожалуй, прошел. Он еще до Нового года уехал.
– До Нового года? – изумился Зозуля.
– И не надо меня убеждать, что мой муж ни в какой не в командировке! – категорично заявила Ксения. – Я знаю, что вы хотите сказать – то же, что и все: он проводит время с любовницей. Не хочу я в это верить! Слышите! Он нас не забывает и постоянно звонит. Между прочим, на Новый год Дима приезжал. Даше медведя привез, больше нее ростом, а мне сережки подарил. Но в ночь на второе января он опять уехал.
– Ясно, – улыбнулся Леонид. – Могу я взглянуть на «Джомолунгму»? А то любопытно стало, что в ней такого?
– И вы туда же, – вздохнула Ксения. – Сейчас компьютер включу, смотрите на здоровье.
Ксюша усадила оперативника за их общий с Димой компьютер, а сама пошла в комнату на голос проснувшейся дочери.
* * *
– За жабры надо брать нашего Володечку и трясти, как грушу, пока не расколется, – уверенно заявил Зозуля по возвращении из Самары. Он хорошенько покопался в компьютере Морозовых, что дало ему основание подозревать Владимира Лакришева в связи с преступником.
– Что у нас на него есть? – остудил пыл оперативника Тихомиров. – Ничего у нас нет! Виртуальную переписку, содержащую полунамеки и какие-то системные прозвища вместо имен, к делу не пришьешь.
– Вот и я о том же. Пока пришить Лакришеву нечего, но если его как следует тряхнуть…
– Ну-ну. Попробуй. Только ты мне ничего не говорил, я ничего не слышал, – заранее отбоярился следователь.
* * *
Володя считал себя лучше многих. Хотя бы уже потому, что он не курил. Даже никогда не брал сигарету в зубы. Сумел устоять от соблазна, когда в шестом классе вместо алгебры они с пацанами прятались под крыльцом у запасного школьного выхода. Лидер классной шайки Витька, загадочно ухмыляясь, достал из кармана утащенные у отца сигареты. Широким жестом, подсмотренным в кинофильме, Витька предложил угоститься всем желающим. Отказываться было «западло», поэтому каждый взял по сигаретке, даже щуплый ботаник Сема протянул к пачке свою ручонку. Сему в тот раз занесло к ним под крыльцо случайно. Он отводил в детский сад младшую сестру и опоздал на урок. Опоздание было серьезным – урок шел уже двадцать минут, и заходить в класс интеллигентный Сема не решился. Чтобы не нарваться на завуча, он побрел на задний двор, где и повстречал ватагу пацанов во главе с Витькой. Кроме Витьки, никто раньше курить не пробовал, но особо и не стремились – только хорохорились для вида. Витька и сам курил только в третий раз, и это занятие ему не нравилось, но он старательно держал фасон.
Мальчишки разобрали сигареты, закурили, закашлялись. «Ничего-ничего», – подбадривал Витька.
– А ты чего не куришь? – обратился он к Володе, который мусолил в руках сигарету.
– А я не хочу! – пискнул Лакришев, испугавшись собственной дерзости.
– Не хочет он! Ишь, самый умный нашелся. Дрейфишь, так и скажи!
Под хохот и тычки Володя выскочил из-под лестницы.
– Зачем тогда сигарету брал, дебил? Теперь должен будешь.
– Вот, возьми, мне не надо, – боясь приблизиться, протянул Лакришев слегка помятую сигаретку.
– Ты рехнулся?! Чтобы я после тебя что-то в руки взял?! Завтра принесешь целую пачку!
После этого случая Володю в классе стали избегать. Сигареты он, конечно же, не принес, ибо взять их ему было неоткуда. За что и был бит Витькиной компанией в ближайшем от школы дворе. Что его тогда, под крыльцом, дернуло пойти против всех, Лакришев не знал. Уж не стремление к здоровому образу жизни – это точно. Володя раньше и сам подумывал начать курить, чтобы чувствовать себя взрослым, но вот когда стали курить все, его душа взбрыкнула: он – не все, он индивидуальность.
Со спиртным вышла похожая история. Володю пригласили на день рождения, отметить тринадцатилетие его троюродного брата Борьки. Брат жил в области, в деревне, и когда у Лакришевых еще своей дачи не было, они иногда приезжали к дальней родне в деревню. Ездили туда редко, поскольку чувствовали себя там неловко и понимали, что придется платить той же монетой – принимать деревенских родственников в своей городской квартире, а этого делать не хотелось. Но лето и жара брали свое, и Лакришевы принимали неудобное предложение, ехали на выходные в деревню. Свежий ветерок, закатное солнце, багряный горизонт, пряный запах трав, шашлык и домашнее вино. «Огурчики свои, парниковые, не какие-то там магазинные заморыши», – нахваливала снедь хозяйка. Огурцы и в самом деле были славными – пупырчатыми, сочными, хрустящими. И картошка отличная, и лучок, и грибы… Накормленные и чуть пьяные, убаюканные треском костра и стрекотанием сверчков Лакришевы приходили в благодушное расположения духа и думали, что и черт с ними, пусть родня приезжает.
На Борькин день рождения его мать сама поставила на стол бутылку своего фирменного вина.
– Все равно попробуете. Уж лучше пейте свое, без химикатов.
Борька, распираемый собственной значимостью, разлил вино гостям – таким же детям, как и он сам. Ребятня одиннадцати-тринадцати лет смотрела на именинника с уважением – им матери собственноручно спиртное не ставили. Пятнадцатилетний Володя в той компании оказался самым старшим. От того, что его посадили за «детский столик», он чувствовал себя не в своей тарелке. Лакришев держался независимо, словно он не со всеми, а сам по себе. От вина отказался, дескать, такой слабый напиток он не пьет.
Ближе к ночи, когда гости разошлись, Володя втихаря пробрался на кухню, чтобы попробовать вина. Он нашел только одну склянку, в которой на донышке плескалась темно-желтая жидкость. Осторожно, чтобы не разбудить дом, Володя достал склянку и вылил ее содержимое в стакан. Получилось полстакана, которые Володя незамедлительно выпил.