Она хотела находиться с ним рядом, слушать его, видеть его смущенную улыбку и блестящие глаза. Но и вдали от возлюбленного Яся чувствовала себя прекрасно. От существования в сердце любви ей было настолько хорошо, что не требовалась непосредственная близость объекта любви. Яся просто знала, что Антонис есть и что она его любит. Она не загадывала, как сложатся у них отношения, а наслаждалась настоящим, стараясь сохранить восхитительный настрой как можно дольше и запечатлеть его в памяти.

* * *

Дмитрий Морозов лежал на растаявшем до состояния грязевой жижи снегу. Внезапно наступившая оттепель спасла его от серьезного острого респираторного заболевания. Но все же он основательно замерз. Мутило, лихорадило, ломило кости и невозможно трещала голова. Дима с трудом разлепил глаза, но светлее не стало – как был мрак, так он и остался – над парком висела глухая ночь. Он не помнил, как поднялся и поковылял, натыкаясь на деревья и кочки, как выбрался к дороге и упал на сиденье «Жигулей» какого-то припозднившегося автовладельца, подрабатывающего извозом.

В кармане обнаружилась смятая тысячная купюра – все наличные, остальные отобрали вместе с бумажником. Дима сунул деньги водителю: извини, командир, больше нет. Тот понимающе кивнул, оценивая вид пострадавшего бедолаги: грязная порванная одежда и отутюженное кулаками лицо. Дима дотащился до квартиры, скинул ботинки, испорченную куртку и рухнул на диван.

На следующий день, продрав заплывшие глаза, Морозов отправился на кухню, чтобы глотнуть воды. Неровной походкой он прошелся по коридору, где в зеркале отразилась его физиономия. Красноречивая ссадина на лбу, обширная гематома под правым глазом – зрелище было впечатляющим. С такой рожей далеко не улетишь – если не задержат в городе, то в аэропорту непременно докопаются, – скорбно заключил Дмитрий.

Ни алмаза, ни вырученных за него денег он у себя, конечно же, не обнаружил. Богатство к нему пришло неожиданно, подразнило заманчивыми перспективами и стремительно исчезло, оставив лишь неприятности. И как его так угораздило? Морозов вообще был рисковым парнем, считавшим жизнь игрой. И играть он предпочитал отнюдь не в спокойные игры вроде шахмат, а в азартную рулетку, где на кон ставится все. Сердце замирает перед розыгрышем – что выпадет: красное или черное? Можно вмиг скатиться на самое дно, а можно подняться до небес. Лучше прожить один день: ярко, насыщенно, безумно, нежели безмятежно просуществовать в течение года – уныло и без всяких событий, как плохих, так и хороших. Тихие годы не запоминаются и сливаются воедино. Порой кажется, что прошла всего какая-нибудь неделя, в то время как промчалась пятилетка. В детстве и юности Дима мог вспомнить каждый свой прожитый год, начиная примерно с четырех лет. Всегда в его жизни происходило нечто яркое и запоминающееся: покупка велосипеда, поездка с родителями в горы, победа на конкурсе чтецов, отчаянное лето в лагере… Да много всего! А потом первая любовь – потрясающая и в итоге несчастная, окончание школы, пединститут, армия… Дальше события мельчали, несмотря на их значимость. Дмитрий не так хорошо помнил собственную свадьбу, как полученную в детстве на день рождения клюшку. К тридцати годам события в его жизни вообще перестали происходить. А он хотел жить, чувствовать, гореть! Чтобы все вертелось колесом и дух захватывало от эмоций. В тридцать с небольшим он начал ощущать себя стариком, что его сильно удручало. И это его жизнь?! Что же будет дальше, если уже сейчас нападает хандра и ничего не радует? Дима понимал, что ничего не изменится, если он сам не предпримет никаких шагов. Делайте то, что вы делаете всегда, и вы получите, что всегда получаете, – засел в его голове прочтенный где-то афоризм. Афоризм злил своей точностью и побуждал к действиям. Когда же еще жить, если не сейчас? Натура авантюриста выгнала Морозова из родной Самары на поиск золотого яблока и толкала на отчаянные поступки.

Фрагмент за фрагментом память медленно рисовала картину недавних событий. Конечно же, продавать алмаз с рук, практически на улице, словно мешок яблок, – верх безрассудства, но так уж сложились обстоятельства.

Они предварительно встретились в тихом ресторане на милой, с лепниной на старинных фасадах, затерявшейся в центре улочке. Ничем не примечательный прилично одетый мужчина лет двадцати семи встретил его в холле и сразу сообщил, что он не покупатель, а его доверенное лицо. Морозову было все равно, с кем иметь дело, главное, что сумма выручки от этого не менялась. Пожали руки, но представляться друг другу не стали – незачем. Сделали заказ, поели, выпили, обсудили условия. Условия Диме не нравились – за алмаз можно было бы получить и больше, – но как следует заниматься продажей у него времени не было, и так он слишком долго задержался в Петербурге.

Следующая встреча произошла дней через десять в том же ресторане. Там же состоялась купля-продажа. Все просто и по-будничному: деньги в обмен на алмаз. Пришел уже знакомый Дмитрию посыльный с черным кейсом. Затягивать дело не стали, для вида выпили по чашке кофе, а потом друг за другом проследовали в туалет, чтобы осуществить сделку. Морозов деловито пересчитал деньги, выборочно взяв несколько купюр, чтобы рассмотреть их лучше. Поднося к свету банкноты, он ковырял их ногтем, тер, придирчиво разглядывал через лупу. «Не бзди, не фальшивые», – с усмешкой прокомментировал владелец кейса.

Морозов еще раз со вкусом пересчитал деньги, упаковал их в барсетку и выдал алмаз. «Не сомневайся, настоящий», – поддел он в отместку, когда посыльный недоверчиво поднес к носу драгоценный камень.

Уходить из ресторана Дмитрий не спешил. Он заказал брюссельский суп из шампиньонов, барашка по-пенджабски и испанский салат из баклажанов. Алкоголь решил не употреблять, ограничился минеральной водой. Насытившись, он с удовольствием смотрел через безупречной чистоты окно на заваленную снегом улицу. Дороги не чистили нигде, даже в центре. Один лишь Невский проспект блистал голыми тротуарами, но и на нем нет-нет, да появлялись ледышки.

Из-за неубранного снега Морозов больше не расстраивался. Скоро он отсюда уедет туда, где светит жаркое южное солнце и умиротворенно плещутся океанские волны. А сейчас его душу грела увесистая пачка дензнаков, лежащая в барсетке, которую он с нарочитой беспечностью бросил на соседний стул. Стул, однако, придвинул ближе к себе и глаз с него не сводил.

Дмитрий покидал ресторан осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания. Вышел на крылечко и прежде, чем ступить на тротуар, выцепил взглядом заранее вызванное такси. Присмотрелся к водителю, сверил номера с теми, что назвал оператор. Пустая улица, редкие машины – подозрений вроде бы ничего не вызывало. Но Дима все равно беспокоился. По-хорошему, следовало бы не брать наличными, а попросить перевести деньги на счет. Но имелось одно значительное «но» – сообщить покупателю свой номер счета в его случае значило засветиться по полной. По этому номеру, случись чего, компетентные органы легко установят его личность.

Такси мягко катило по набережной, нежно убаюкивая Морозова. Дима удивленно почувствовал, что засыпает. Он попытался взбодриться, но тщетно – глаза неумолимо закрывались. Он тер их, поддерживал веки руками, пытался заговорить с водителем. Таксист, как назло, попался немногословным, разговор не поддерживал, на расспросы отвечал однозначно. Кое-как продержавшись до окончания маршрута, Дима вышел около своего дома и побрел, словно лунатик. До подъезда он не дошел. Или дошел? Этого он уже не помнил – дальнейшие воспоминания обрывались.