Антон созерцал жизнь всегда очень внимательно. Он скоро разобрался, что то, как человек выглядит со стороны, и то, чем он является на самом деле, – вещи абсолютно разные. Например, на площадке у них две соседки. Одна – Людмила, высокая, худая женщина. Никогда не здоровается, всегда дикая, взлохмаченная, вечно куда-то бегущая. В подъезде ее не любят, считают высокомерной. А на самом деле Людмила до крайности застенчива. «Я боюсь мира, а он еще ко мне лезет! Сколько же можно!» – вот ее главное послание человечеству. В застенчивости своей Людмила легко и без повода вспыхивает, говорит много лишнего, чего и не думает, а потом ни на кого не смотрит и проскакивает мимо как намыленная.

Вторая соседка – Анна Семеновна. Умная гладкая женщина, похожая на лису. Вовремя улыбается, вовремя замолкает, вовремя проявляет интерес. Всегда «Здравствуй!», всегда «Как успехи в школе? Как мама?». И смотрит выпуклыми глазками с таящейся усмешкой. А тебе хочется потрясти над ее головой кулаками и убежать в лес. Ты ощущаешь, что она неискренняя, хитрая, что все это картон, но ни самой Анне Семеновне, ни другим доказать ничего невозможно. Слишком она невозмутима, логична, вовремя ужасается и правильные слова говорит. И в подъезде у нее позиции твердые.

Антон все это прекрасно видел и понимал, но, понимая, ровным счетом ничего не делал. Не протягивал руку помощи Людмиле, не показывал ей, что она не одинока, что ее любят и понимают, не совал ей в руку ни конфет, ни шоколадок, а довольно равнодушно наблюдал, как лиса Анна Семеновна своими улыбочками и участливыми вопросами каждый день отравляет ей жизнь.

После школы Антон немного поучился на сварщика. Слегка разочаровался, потому что оказалось, что в программе колледжа куча всяких тоскливых предметов. А это значит – бери тетрадь и пиши, пиши, пока ручка не задымится. Антон, впрочем, писал мало. Чаще прятал под партой телефон и читал «Записки о галльской войне» Цезаря или «Мемуары наполеоновского гренадера» Адриена Бургоня. Там было какое-то новое видение войны. Ведь на самом деле ни Цезарь, ни Наполеон не были великими полководцами. Наполеон так даже диспозиций сражений не писал – так, какие-то отписочки, в стиле «захватываем главенствующие высоты, ставим пушки и много-много стреляем. Смотрим, где враг дрогнул – там и прорываемся. А дальше по ситуации».

Наполеон и Цезарь просто чувствовали дух войны, главный ее принцип – как мальчишка порой чувствует лет в двенадцать дух драки, главный ее закон, обеспечивающий победу. И закон этот вовсе не в силе мышц или удара, а просто в дерзости и натиске. Все древние войны похожи. Все решает сила духа. Собираются две толпы, и одна начинает пугать другую. Топчутся, пыхтят, пускают стрелы, метают копья – но все это такие мелочи, что можно даже внимания не обращать. Все это может продолжаться много часов или дней, на психологическое истощение. Никто толком не спит, не ест, все устали, путаница, слухи, вопли слившихся, паника и т. д. В какой-то момент одна из толп, которая не понесла еще существенных потерь, внезапно пугается, бросает оружие и бежит. Тонут в реках, падают в овраги, затаптывают упавших и т. п. Вторая толпа догоняет и убивает безоружных. Иногда она даже обещает, что никого убивать не будет, но потом все равно обманывает.

Если же ни одна толпа не пугается и не бежит, обе толпы топчутся одна подле другой некоторое время и обе расходятся, после чего каждая толпа приписывает себе победу. То есть алгоритм такой, что ни в коем случае нельзя бежать. В бою обычно гибнет только малая часть, а в бегстве почти все. Вот почему Наполеона так испугало Бородино. От него не убежали, и он смутно ощутил, что это все, лавочка завоеваний скоро прикроется.

После колледжа Антон отправился в армию. Там все оказалось очень прозаично. Даже из автомата стрелять пришлось только в учебке. В течение года он открывал шлагбаум одной из воинских частей Подмосковья и строго проверял пропуска, стараясь не замечать справа и слева от шлагбаума десятки лазеек в заборе, через которые шнырял весь личный состав части до майора включительно. По случайности – или, возможно, это уже вмешался Его Величество Случай – часть базировалась недалеко от Кубинки. И вот как-то на рассвете, сонно прохаживаясь вдоль шлагбаума, рядовой Антон Копылов задрал голову и увидел трех низко летящих волков с крыльями. Хотя скорее уж гиен. Для волков у них были слишком плоские морды. На спинах у летящих зверей помещались какие-то люди и держали на прицеле (понятия «шнеппер» и «арбалет» тогда были для Антона размыты) худенького юношу, который летел на лошади с огромными белоснежными крыльями. Было заметно, что юноша напуган. Голову он вжимал в плечи и кусал губы, толком не зная, что ему делать. Умереть геройской смертью? Или все же не умирать?

Антон Копылов мгновенно определил расклад. Слишком красноречиво выглядели физиономии у тех типов, да и в целом ситуация была понятная. Крылатые гиены и их наездники держали лошадь со всадником в клещах. Рыпнешься – сразу умрешь. Антон легко мог сорвать со спины автомат и посшибать этих типов с седел. Или хотя бы напугать их. Расстояние было небольшое – не промахнешься. Но опять вмешалась благоразумная трусость, которая когда-то не позволяла ему защищать слабых рыбок и слабых птичек от стаи школьных товарищей. Кто там знает весь расклад? Может, те, которые на гиенах, государевы люди, а тот, что на лошади, – какой-нибудь нехороший человек?

В общем, Антон не сделал ровным счетом ничего. Даже отпугивающей очереди в воздух не дал, потому что на посту просто так не стреляют. Прибежит дежурный офицер: «Почему стрелял?» – «Да вот лошадку с крылышками видел! За ней психи на гиенах гонялись!» – «А сейчас они где?» – «Ну, я их спугнул, они улетели!» – «Ясно, рядовой! Давай сюда автомат! Сколько там, ты говоришь, тебе до дембеля?»

Но кое-что Антон все-таки сделал. Четко проследил направление, в котором исчезла странная четверка. Весь следующий месяц, находился ли он в карауле или нет, Антон о чем-то думал, что-то для себя решая. Напряженно высиживал какую-то важную, самую главную мысль. Мысль эта пока до конца не проклюнулась, но что-то такое зрело. Высиживая мысль, Антон зорко смотрел в небо. В обычное время человек в небо никогда не смотрит, а только себе под ноги или в лучшем случае по сторонам. «Ой, кажется, дождь собирается!» – вот и все его мысли, связанные с небом. Теперь же, постоянно вглядываясь в облака, Антон все чаще замечал тех крылатых тварей. Порой даже дважды или трижды в день ухитрялся их засечь. Обычно они держались так высоко, что без бинокля их легко было принять за ворон, соколов или что-нибудь такое птичье, названия которого средний москвич никогда не знает. Тот первый случай, когда они пролетели над воинской частью на малой высоте, был уникальным и, видимо, объяснялся захватом пленного. Чаще всего всадники на крылатых гиенах летели по одному, чуть реже – по двое, и всегда появлялись с одной и той же стороны, чуть южнее Кубинки. Туда же и возвращались.

В ближайший свой выходной, получив увольнительную, Антон отправился туда пешком. Бродил часов шесть среди каких-то строек, ничего интереснее гнилых оконных рам, которые кто-то запасал за гаражами, не обнаружил и готов был уже сдаться, как вдруг вдали что-то мелькнуло. Со стороны могло показаться, что большая темная птица резко упала и скрылась в лесу. Но зрение у Антона было острое, и он хорошо представлял себе, что ищет. Повернулся и решительно направился в ту сторону.