– Предположительно – чукотского, – добавила Нюня.

Мы замолчали, очень довольные друг другом. Все становилось на свои места!

Чукча с грузом краденого золота вошел в «Макдоналдс» с бокового входа и вышел с парадного, оказавшись прямо перед «Икарусом» с гостеприимно открытой дверью. В двери, нетерпеливо высматривая последнего подзадержавшегося японца, маячил Сема Кочерыжкин. Ему, как типичному представителю индоевропейской расы, все японцы казались одинаковыми, как близнецы (тут я Сэма вполне могла понять). К тому же как раз шел снег, что сильно затрудняло видимость.

Увидев невысокого азиата, озирающегося на пороге кафе, озябший Сэм выразительными жестами призвал «японца» поскорее подняться в автобус. Чукча мгновенно сориентировался, прошел в салон и занял одно из многочисленных свободных мест. Настоящие японцы либо не обратили на него особого внимания, либо решили, что так и надо, раз парадом командует ответственный человек из администрации. Наверное, самозванца мог бы распознать Тверской– Хацумото, досконально разбирающийся во всем японском, включая замшелую историю шестьсот шестидесятого допотопного года, но у Гаврилы слабое зрение. Если в этот момент он был без очков, то никак не отличил бы чукчу от японца, а японца от инопланетного гуманоида. Таким образом, преступник благополучно выехал из города под видом иностранного бизнесмена по паспорту несчастного Такеши Нокамура. А тот, бедняга, остался в Новороссийске один– одинешенек, без знания языка и документов.

– Не без знания языка, а вообще без языка! – развеселилась бедовая Тяпа, которой очень понравилась эта авантюрная история. – Если кто забыл, напоминаю, что Нокамура-сан глухонемой! Что и говорить, бедолаге сильно не повезло!

– Зато Чукче здорово подфартило, – согласилась я. – Как глухонемой, он не рисковал выдать себя незнанием языка и замечательно маскировался в самурайской тусовке. Наверное, настоящие японцы удивлялись, не понимая, куда пропал их товарищ и почему его место занял никому не известный человек, но задать соответствующие вопросы они не могли – просто некого было спросить. Единственный переводчик безответственно напился, а кроме него, японского у нас никто не знает.

– Стоп, – оборвав смешок, озабоченно сказала Тяпа. – Минутку внимания! Я хочу напомнить, что настоящий Такеши Нокамура нашими общими с милицией усилиями уже вернулся на свое законное место в нестройных японских рядах. Куда же, в таком случае, пропал Чукча?

– И пропал ли он вообще? – зловещим шепотом дополнила вопрос боязливая Нюня.

Я припомнила некоторые моменты, ранее казавшиеся мне несущественными: Шульца, который никак не мог определиться с точным количеством едоков и трижды в день пересчитывал постояльцев, всякий раз получая новый результат; кучу вещей, пропавших у разных людей в гостинице и вблизи нее; припрятанный в подвале пистолет… Вывод напрашивался только один:

– Чукча где-то здесь! Преступник никуда не ушел, он прячется в «Либер Муттер»!

– Черный человек! – ахнула Нюня. – Вот, значит, кто крадучись шныряет по гостинице лунными ночами – Чукча!

– Так это же здорово! – бурно обрадовалась Тяпа.

Мы с Нюней холодно поинтересовались причиной ее радости, и она охотно объяснила:

– Одной фобией меньше! Радуйся, Танюха, черная фигура – не галлюцинация, а настоящий, живой человек!

– То-то и оно, – пробурчала я и непроизвольно съежилась, стараясь сделаться поменьше.

Голые окна «Икаруса» вдруг показались мне слишком большими, и никакой особой радости я не ощущала. Спать в автобусе расхотелось окончательно и бесповоротно, лысоватый пыльный коврик в коридоре гостиницы вдруг показался вполне привлекательным. В общем, я решила вернуться под крышу «Либер Муттер».

Что делать с чемоданчиком и надо ли с ним что-то делать, я еще не придумала, поэтому просто затолкала его назад под сиденье и для пущей надежности накрыла кресло занавеской. Теперь разглядеть припрятанный чемодан не смог бы не только идущий по проходу, но даже ползущий по нему. С другой стороны, сама я в случае необходимости легко могла найти клад по приметной красной занавеске.

Был шестой час утра. Небо над лесистыми горами сделалось темно-серым, звезды совсем поблекли, луна куда-то пропала. Стало темнее, чем в полночь, но я, зная, что где-то поблизости прячется опасный преступник, предпочла бы кромешную тьму.

Перебегая по открытому пространству от золотоносного автобуса к гостинице, я чувствовала себя очень неуютно и поэтому куталась в одеяло, как робкая Гюльчатай. Однако импровизированная паранджа не помешала мне увидеть черный джип, припаркованный у парадного крыльца гостиницы. Обходя квадратную морду автомобиля, я пощупала капот – он был холодным. Вероятно, Никита вернулся в «Либер Муттер» вскоре после моего ухода: я оставила дверь открытой, а теперь она была заперта.

– Вот козел-собака! – беспомощно выругалась я.

Колотить в дверь и как-либо иначе шуметь, афишируя факт своего появления, мне нисколько не хотелось. Где гарантия, что на мои стуки и крики не выйдет кто-нибудь такой, с кем мне лучше бы не встречаться?

– Например, Чукча или Никита, – уточнила дотошная Нюня.

Она не горела желанием продолжать перспективное в смысле личной жизни общение с атлантом, так как не одобряла его тактику обольщения доверчивых дурочек (это нас). Я лично была в претензии к Никите по другому поводу: зачем он закрыл дверь на замок? Можно же было не запирать ее совсем, а только притворить… Ох!

Я вдруг вспомнила, что не закрыла, а только притворила пассажирскую дверь «Икаруса».

– Ты с ума сошла? – накинулась на меня Тяпа. – Автобус открыт, как проходной двор, а там золота черт знает на сколько миллионов! Сопрут ведь чемодан, как пить дать, сопрут!

– Да кто сопрет-то? – жалко возразила я.

Идти обратно ужасно не хотелось. Нюня тут же завела речь о том, что возвращаться – дурная примета.

– Дурная примета – это ерунда, а вот дурная голова – это уже серьезно! – нагрубила нам Тяпа. – Что за вопрос – «Кто сопрет четыре кило золота?». А кто не сопрет?

– Танечка наша не сопрет, – с трогательной уверенностью заявила Нюня.

– Значит, точно дура!

Моя наглость опять сошлась в рукопашной с моей же совестью. Не дожидаясь, пока они закончат очередное обсуждение моих моральных качеств и умственных способностей, я поплелась к автобусу. Как бы там ни было, а бросать «Икарус» открытым было негоже. Золото золотом, а в салоне полно другого казенного добра, одних кресел мягких больше сорока, да еще пара бархатных занавесок – мечта голодной моли. Пропадет что-нибудь, и будет потом водитель Славик материально отвечать за мою безалаберность. Может, я и дура, но не свинья.

Пассажирская дверь и открывалась, и закрывалась изнутри. Пришлось мне снова перебирать Славиковы ключи, разыскивая среди них желтенький, ковыряться в замке и карабкаться в кабину. Устроившись на месте водителя, я закрыла за собой дверь, чтобы из нее не дуло, и услышала двойной хлопок. Это меня насторожило, потому что я ведь закрыла только одну дверь.