Но когда мы просто сидели вместе – например, завтракали в неубранной квартире, зная, что нам придется убираться после большой вечеринки… Не знаю… Когда мы не блистали друг для друга, мне казалось, что мы просто хорошо уживаемся вместе. Сработались, как будто мы были партнерами в кино, и когда камеры были не включены, нам не о чем было говорить. Но мы хотели жить одной жизнью, понимаешь?

Гас задумчиво кивнул:

– Я никогда не думал о том, как наши с Наоми жизни будут связаны, но знал, что это будет именно так: две связанные жизни. Вы выбираете кого-то, кто хочет отношений, и это обретает для вас вечный смысл.

– Да, но этого недостаточно, – покачала я головой. – Тебе знакомо чувство, когда ты смотришь, как кто-то спит, и тебя переполняет радость от того, что он существует на свете?

Слабая улыбка появилась в уголках его рта, и он едва заметно кивнул.

– Ну, я любила Жака, – сказала я. – И еще любила его семью, и нашу совместную жизнь, и его стряпню, и то, что он был увлечен идеей работать на «Скорой помощи». Жак читал много научной литературы, как мой отец, который заинтересовался медициной, так как моя мама была больна. Ты ведь это знал, верно?

Губы Гаса сжались в тонкую серьезную линию, а брови нахмурились.

– Да, из наших занятий, где мы анализировали научную литературу, – сказал он. – Но у нее, кажется, была ремиссия.

Я молча кивнула.

– Мамина болезнь вернулась только после того, как я закончила школу, – начала я свой рассказ. – И я убедила себя, что мама снова победит ее. Но какая-то часть меня находила утешение в том, что хоть мама и умрет, я уже встретила человека, за которого собиралась выйти замуж. Мама считала Жака человеком красивым и удивительным, а папа верил, что он даст мне ту жизнь, о которой я мечтала. И мне все это нравилось. Но всякий раз, когда я смотрела на спящего Жака, я ничего не чувствовала.

Гас поерзал на диване рядом со мной, опустив глаза, и спросил:

– А разве ты не хотела выйти замуж за Жака? Я имею в виду с тех пор, как твой отец познакомился с ним и одобрил.

Я глубоко вздохнула. Дело в том, что я никому о своих отношениях не признавалась. До сих пор все это казалось мне слишком сложным, слишком трудным для объяснения кому-либо.

– В каком-то смысле это почти освободило меня. Во-первых, мой отец был не тем, за кого я его принимала, поэтому его мнение о Жаке значило для меня меньше. Но даже больше того, – добавила я. – Когда я потеряла отца… В смысле, когда узнала, что мой отец оказался лжецом, я по-прежнему любила его. Я всегда по-настоящему любила его, и даже сейчас мысль о том, что его нет на этой планете, разрывает меня пополам всякий раз, когда посещает меня.

Как только я это сказала, боль сдавила меня. Это была уже знакомая тяжесть, которая давила на каждый квадратный дюйм моего тела.

– И в случае с Жаком, – продолжала я, – мы просто любили лучшие версии друг друга в нашей прекрасной жизни. Но как только все стало вдруг уродливым, между нами ничего не осталось. Он не любил меня, когда я не была сказочной принцессой, понимаешь? И я его больше не любила. Тысячи раз я думала, что он идеальный парень. Но когда мой отец ушел, я была зла на отца, но так и не смогла перестать скучать по нему. Тогда я и поняла, что на самом деле никогда не думала, что Жак – мой самый любимый человек.

– Ясно, тебя больше не поражало смотреть на него, когда он спит, – кивнул Гас.

Если бы Гас сказал это хотя бы несколько недель назад, я бы восприняла это как насмешку. Но теперь я знала Гаса. Я знала этот наклон головы, это серьезное выражение лица, которое означало, что он был в процессе открытия во мне чего-то загадочного.

Я видела это выражение на его лице в тот далекий день в кампусе, когда он на занятии упрекнул меня в том, что я обеспечиваю всем своим героям счастливый конец. Снова я увидела это выражение на его лице в книжном магазине Пит, когда сама «уколола» его тем, что он пишет чернуху в стиле Хемингуэя.

Наверное, в тот день, на занятиях он что-то напридумывал себе о том, кто я такая и как я вижу мир. В тот день, когда мы встретились у Пит, он понял, что я его ненавижу.

Мне захотелось взять свои слова обратно, показать ему, что теперь я его понимаю, что доверяю ему. Мне хотелось открыть ему какой-нибудь свой секрет, вроде того, что он сказал мне, когда говорил о Наоми. Мне захотелось рассказать ему о себе правдивую историю, а не красивую ложь.

Я сказала:

– Однажды на мой день рождения Жак взял меня с собой в Новый Орлеан. Мы ходили по всем этим потрясающим джаз-барам и каджунским ресторанам. И все это время я писала Шади о том, как сильно я хочу, чтобы мы были вместе, пили мартини и смотрели «Иствикских ведьм».

Гас рассмеялся.

– Шади… – сказал он неожиданно печально. – Я помню Шади.

– Ну да, она тебя тоже помнит, – ответила я.

– Значит, ты говорила обо мне и с ней, – удивился Гас, и его улыбка стала еще шире, а глаза сверкнули. – Со своей лучшей подругой Шади?

– Ты же говорил обо мне с Пит, – бросила я в ответ.

Он кивнул, подтверждая мои слова:

– А ты что скажешь?

– Ты же сам сказал, что я могу спрашивать о чем угодно, – парировала я. – Вот что ты ей скажешь?

– Да, это важно знать, – сказал он. – Последнее, что я хотел бы ей рассказать, это то, что нас с тобой застукали целующимися в автокинотеатре.

Я рассмеялась и оттолкнула его, закрывая горящее лицо руками.

– Теперь я никогда не смогу заказать еще один «Розовый глаз»![50]

Гас рассмеялся и, схватив меня за запястья, отвел руки от моего лица.

– Она снова назвала его так?!

– Конечно же да!

Он с усмешкой покачал головой.

– Я начинаю подозревать, что не все ее профессиональные навыки могут способствовать сохранению ее бизнеса.

Когда мы наконец встали, чтобы лечь спать, Гас впервые не пожелал мне спокойной ночи. Он сказал: «До завтра», и это стало нашим ежевечерним ритуалом.

Иногда он приходил ко мне домой. Иногда я ходила к нему. Стена между ним и остальным миром не исчезла, но, кажется, стала ниже, по крайней мере между нами.

В четверг вечером, сидя у меня на диване, принадлежавшем Соне, и ожидая, когда привезут нашу тайскую еду, он наконец рассказал мне о Пит. Оказалось, что она была его тетей. Также она являлась его тренером по футболу, в котором, по заверениям Гаса, он был просто монстром. А еще тетя стала главной причиной, по которой Гас переехал сюда, когда Наоми оставила его.

Гас продолжил:

– Когда я был ребенком, Пит жила рядом с нами, в Анн-Арборе. Она никогда не приезжала к нам, так как не ладила с моим отцом, но всегда была в моей жизни, во всяком случае, когда я учился в старших классах. Мэгги тогда получила работу преподавателя геологии в местной школе, так что она переехала сюда и с тех пор живет здесь. Именно она умоляла меня приехать. Она знала парня, который продавал этот дом, и даже одолжила мне первый взнос практически без обязательств. «Просто дай мне знать, когда сможешь вернуть эти деньги», – сказала она.