Стабильность этих режимов была разрушена Великой депрессией. Веймарская республика пала главным образом потому, что Великая депрессия сделала невозможным сохранять ту неписаную договоренность между государством, работодателями и организованными рабочими, благодаря которой и поддерживалась стабильность. Капитал и правительство чувствовали, что не имеют никакого другого выбора и должны проводитк жесткий курс в экономической и социальной сфере, а массовая безработица довершила все остальное. Летом 1932 года национал-социалисты и коммунисты поделили абсолютное большинство голосов на выборах, а число мест партий, преданных Республике, уменьшилось и составило немногим более трети. И наоборот, несомненно то, что в основе стабильности демократических режимов после Второй мировой войны и, не в последнюю очередь, стабильности новой Федеративной Республики Германии, лежат экономические чудеса тех десятилетий (см. главу 9)- Там, где у правительства есть что распределять, чтобы удовлетворить всех, а жизненный уровень большинства граждан постоянно растет, что бы ни произошло, температура демократической политики редко повышается до точки кипения. Компромисс и согласие преобладают, поскольку даже самые страстные сторонники свержения капитализма понимают, что существующее положение вещей менее невыносимо на практике, чем в теории, а самые непримиримые поборники капитализма всегда принимают как само собой разумеющееся систему социального обеспечения и постоянные переговоры с профсоюзами рабочих о поднятии заработной платы и дополнительных выплатах.

Тем не менее, как показала Великая депрессия, это только часть ответа. Очень сходная ситуация— отказ организованных рабочих смириться со сниже нием заработной платы, вызванным депрессией, в Германии привел к падению парламентской республики и в конце концов к провозглашению Гитлера главой правительства, в Великобритании же—только к резкой смене лейбористского правительства на консервативное «национальное правительство» в рамках

Отступление либерализма 153

стабильной и непоколебимой парламентской системы*. Депрессия не вела автоматически к приостановке или уничтожению представительной демократии, что также явствует из ее политических последствий в США («нового курса» Рузвельта) и Скандинавии (победы социал-демократии). Только в Латинской Америке, где финансы правительства зависели в основном от экспорта одного или двух видов сырьевых товаров, цены на которые внезапно и резко упали (см. главу з), именно благодаря депрессии произошло почти немедленное автоматическое свержение находившихся у власти правительств, главным образом путем военных переворотов. Следует добавить, что смена политического курса на противоположный имела место также в Чили и Колумбии.

Либеральная политика была уязвима в своей основе, поскольку характерная для нее форма правления—представительная демократия—не всегда являлась убедительным способом управления государством, а во времена «эпохи катастроф» редко гарантировала условия, которые делали ее жизнеспособной, не говоря уже об эффективности.

Первым из этих условий было то, что государство должно основываться на легитимности и всеобщем согласии. Сама по себе демократия держится на этом согласии, но не создает ёго,-за исключением развитых и стабильных демократий, где сам процесс регулярных выборов дает гражданам—даже тем, кто находится в меньшинстве,— чувство, что избирательный процесс узаконивает избираемое правительство. Однако очень мало демократий периода между мировыми войнами ий^ели прочную основу. До начала двадцатого века, кроме США и Франции, демократии были редки (Эпоха империи, глава 4). Безусловно, по крайней мере десять европейских государств после Первой мировой войны или полностью обновились, или так изменились по сравнению со своими предшественниками, что не обладали особой легитимностью в глазах своих граждан. Еще меньше демократий могло считаться стабильными. Политика государств в «эпоху катастроф» являлась в большинстве случаев кризисной политикой.

Вторым условием являлась совместимость между различными слоями народа, чьи независимые голоса должны были выбирать общее правительство. Официальная теория либеральнобуржуазного общества не признавала понятие «народ» как совокупность групп, сообществ и других коллективов со своими интересами, хотя антропологи, социологи и политики делали это. Официально народ (теоретическое понятие, а не реальное сообщество человеческих существ) состоял из отдельных личностей, чьи голоса добавлялись к арифметическому большинству или меньшинству и преобразовывались в

* Этот вопрос в 1931 году расколол лейбористское правительство. Некоторые лейбористские лидеры и их либеральные сторонники нерешли к консерваторам, которые выиграли следующие выборы с подавляющим большинством голосов и счастливо оставались у власти до мая 1940 года.

154 «Эпоха катастроф»

избранные органы, где большинство становилось правительством, а меньшинство—оппозицией. Там, где демократическое волеизъявление пересекало линии раздела между национальными группами населения государства, или там, где было возможно примирить их и разрядить напряженность между ними, демократия была жизнеспособной. Однако в эпоху революций и радикальных социальных конфликтов нормой стала классовая борьба, перешедшая в политику, а не классовый мир. Идеологическая и классовая непримиримость могла разрушить демократическое правительство. Кроме того, халтурно состряпанные мирные соглашения после igi8 года умножили то, что мы в конце двадцатого века считаем фатальной болезнью демократии, а именно разделение жителей исключительно по национально-этническим или религиозным признакам (Glenny, 1992, р. 146—14*0, как в бывшей Югославии и Северной Ирландии. Три религиозно-этнические группы, имеющие собственные политические блоки, как в Боснии, две непримиримые общины, как в Ольстере, шестьдесят две политические партии, каждая представляющая племя или клан, как в Сомали, не могут, как мы знаем, обеспечить основу для демократической политической системы, а могут служить основой лишь для нестабильности и гражданской войны, если только одна из противоборствующих сил или некая внешняя сила не является достаточно влиятельной, чтобы установить господство (недемократическое). Распад трех многонациональных империй—Австро-Венгрии, России и Турции—превратил три наднациональных государства (чьи правительства бь:ли нейтральны по отношению к многочисленным национальностям, которыми они правили) в большое количество национальных государств, каждое из которых включало одну, много две или три этнические группы.

Третьим условием являлось то, что демократическим правительствам не нужно было иметь особенно много власти. Парламенты появились не столько для того, чтобы управлять, сколько для того, чтобы контролировать правящую власть, что до сих пор ярко выражено в отношениях между американским конгрессом и правительством. Это были механизмы, созданные в качестве тормозов, которым пришлось работать вместо двигателя. Хотя пользующиеся большими полномочиями законодательные органы, избранные на основе ограниченных, но все расширяющихся избирательных прав, становились обычным явлением со времен «эпохи революции», буржуазное общество девятнадцатого века предполагало, что основная масса его граждан будет занята не в сфере управления, а в сфере саморегулирующейся экономики и частных неофициальных объединений («гражданское общество») *. Оно обходи -