третьи — на пуританское воспитание супругов. Рождение наследника более невозможно было откладывать, а потому прибегли к кардинальным мерам.

На службе Густава состоял в качестве шталмейстера незначительный дворянин Адольф-Фредерик Мунк (1749–1831), шведско-финского происхождения. Среди придворных дам Мунк славился своими крепкими чреслами и многочисленными похождениями, в частности, в описываемый период он состоял любовником Анны-Софии Рамштрём, камер-фрау королевы Софии-Магдалены. Невзирая на статус девицы, любвеобильная камер-фрау в конечном счете родила от Мунка троих детей. В результате сложных переговоров королевская чета оказалась на общем ложе; в соседней комнате находились Мунк и его любовница, которые в самые критические моменты оказывали помощь дельным советом, непосредственной демонстрацией нужных действий, а также координацией движений соответствующих частей тела короля и королевы, для чего были вынуждены дотрагиваться до самых интимных частей тел помазанников божьих — вещь совершенно доселе неслыханная.

В результате этих совместных усилий в 1778 году появился на свет будущий король Густав-Адольф IV. Естественно, сохранить в секрете обстоятельства его зачатия не представлялось возможным. Тем более, что это подозрительное предприятие крайне возмутило королеву-мать Луизу-Ульрику, которая на всех перекрестках называла внука сыном Мунка. Широкой публике оставалось только верить в это утверждение, ибо король пожаловал Мунку сначала баронский, а потом графский титул, а королева София-Магдалена подарила ему свой портрет в рамке, усыпанной алмазами, и 50 тысяч риксдалеров. Менее повезло Анне-Софии Рамштрём, которую то ли отравили, то ли она сама перебрала какого-то зелья, желая вытравить очередной плод незаконной любви. Невзирая на цензуру, памфлеты лились рекой, и последний простолюдин считал своим долгом самым похабным образом пройтись на тему так называемого «непорочного зачатия». Мунка считали любовником королевы, а некоторые наиболее просвещенные личности — еще и короля. Заодно пошла в ход легенда, что король тайно развелся с супругой, а она скрытно же обвенчалась с Мунком.

В 1782 году королева родила второго сына, к которому Густав III был необыкновенно привязан. К сожалению, ребенок не дожил до года, и его смерть нанесла отцу глубокую психологическую травму. Мунк продолжал свои любовные похождения, в частности, вступил в связь с итальянской балериной Джованной Басси, чей сын как две капли воды оказался похож на наследного принца. После смерти короля Густава III Мунку пришлось отправиться в изгнание, причем он был вынужден оставить в королевском архиве документы, связанные с подробностями интимной жизни Густава III и его супруги. Неудивительно, что после столь скандальной истории слухи о сомнительном происхождении Густава-младшего, активно поддерживаемые его бабкой, непримиримой Луизой-Ульрикой, не утихали до самой его смерти и сыграли немаловажную роль в его низложении и лишение его детей наследственных прав.

Просвещенный самодержец

Но все это — вещи самого сокровенного свойства, а в общественно-политической жизни монарх с увлечением занялся проведением реформ самых разных областей деятельности государства. Ближе всего его сердцу оказалось коренное преобразование культурной сферы королевства. Большое значение в жизни Густава имело то, что он также был ярым франкофилом. Король сочинял пьесы на сюжеты из шведской истории, увлекался любительским театром, причем при дворе ставились не только драматические произведения, но и балеты, в которых участвовали все придворные.

Известно, что Аксель исполнял роль укротителя животных в балете «Сен-Жерменская ярмарка», великана в «Заколдованном замке», пастушка в «Храме Цитеры[57]», Комуса[58] в «Храме Эскулапа». Его рост и прекрасное телосложение быстро сделали его одним из героев светской жизни. Еще большую известность принесло ему участие вместе с отцом в рыцарских турнирах, возрожденных королем. В полном облачении средневековых рыцарей[59], с развевающимися перьями на шлемах и знаменами, они были просто великолепны, в особенности Аксель со щитом, на котором был изображен орел, обучающий летать орленка в направлении солнца, и девиз: «Путь уже начертан». Невзирая на обилие этих развлечений при дворе, включая также многочисленные балы, обычные и костюмированные, фон Ферзену такая жизнь быстро надоела, ибо он прекрасно понимал всю ее пустоту.

Его несколько отвлек кратковременный роман с красивой, жизнерадостной и умной герцогиней Сёдерманландской, женой брата короля, но он не продлился долго — по воле Ферзена. Аксель уже осознал силу свой привлекательности для женщин, ему не было необходимости тратить свои душевные силы на завоевание сердец капризных красавиц — они сами соревновались за его благосклонность. Но было замечено, что он не завязывал длительных отношений с дамами либо старше его по возрасту либо значительно выше рангом, видимо, хорошо осознавая вероятность попасть в подчинение.

Фон Ферзен жаждал активной жизни, возможности накопить опыт действующего офицера. В конце концов, ему удалось уговорить отца разрешить ему отправиться в путешествие, причем предлог был выбран такой, против которого старый фон Ферзен ничего возразить не мог. Он сам выбрал кандидатуру будущей жены для сына, уже упомянутую Катарину Лейель, отец которой, банкир, осел в Лондоне. В апреле 1778 года Ферзен отправился в Лондон, в обществе всего-навсего своего камердинера и собаки. Там он вновь был представлен королю и провел два с половиной месяца, ухаживая за прекрасной Катариной. В конце концов девица деликатно отказала ему, заявив, что не может покинуть родителей, чтобы поселиться за границей.

Она была не первой женщиной, убоявшейся жестокости шведской зимы: под тем же предлогом сопротивлялась браку с атташе шведского посольства будущая мадам де Сталь, богатейшая невеста Жермена Неккер, так что Густаву III пришлось дать гарантию, что он не будет отзывать ее супруга-дипломата на родину. Позднее приезду в Стокгольм упорно и долго сопротивлялась первая шведская королева из династии Бернадоттов, жена маршала-француза Дезире. Похоже на то, что отказ Катарины нисколько не огорчил Акселя[60]. Заверив отца, что он сделал все возможное, чтобы не упустить столь выгодную партию, сын выпросил у него разрешение поехать в страну, где он мог бы набраться военного опыта, и в середине августа появился в Париже, куда его влекла неведомая непреодолимая сила.

Возвращение в землю обетованную

По приезде фон Ферзен незамедлительно связался со шведами, проживавшими в Париже, и начал наносить визиты вежливости. Естественно, в первую очередь надлежало явиться в Версаль. 25 августа 1778 года он предстал пред очи молодой королевской четы. Вот как он описал свой визит в Версаль в письме отцу:

«…Королева, которая совершенно очаровательна, промолвила, увидев меня: «Ах! Сие есть старый знакомый!». Остальное семейство не проронило ни слова».

Следует напомнить, что Мария-Антуанетта наконец-то собралась стать матерью, о чем и упоминает Ферзен: