Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Tactus disvitae, новый вид вампиров, — кивнул Найтингейл. — Вольфе был бы вами доволен.
Пирог остыл уже достаточно, чтобы можно было его резать. Полдня, проведенные в постели Симоны, сделали свое дело, и я умирал с голоду. По словам Найтингейла, Молли всегда добавляла в такой пирог говяжью печень. Этого требует рецепт, старинный и традиционный, пояснил он.
— Почему Молли никогда не ходит в магазин за продуктами? — полюбопытствовал я.
— А почему вы спрашиваете?
— Потому что она не такая, как мы, — ответил я, — а ближе к джазовым вампирам и Бледной Леди. Однако, в отличие от всех этих существ, мы можем ее изучать.
Найтингейл прожевал, проглотил и вытер губы салфеткой.
— Бледная Леди?
— Так ее назвал Эш.
— Интересное имя, — проговорил Найтингейл. — А что касается продуктов — насколько мне известно, их все доставляют прямо сюда.
— Она их заказывает через Интернет?
— Нет, разумеется! — сказал мой наставник. — Просто существуют некоторые организации, работающие по традиционным старым правилам. И их сотрудники все еще в состоянии прочесть заказ, написанный от руки на листке бумаги.
— А сможет она отсюда уйти, если захочет?
— Она не пленница и не рабыня, если вы об этом, — сказал Найтингейл.
— То есть она хоть завтра может взять и уйти?
— Если пожелает.
— Что же ее останавливает?
— Страх, — ответил Найтингейл. — Думаю, она боится того, что снаружи, за этими стенами.
— Что же за ними такого страшного?
— Не знаю, — пожал плечами наставник, — а она не хочет говорить.
— Но у вас же наверняка есть какое-то предположение?
Он снова пожал плечами.
— Возможно, она боится других таких же существ.
— Существ?
— Или людей, если вам так больше нравится, — сказал Найтингейл. — Людей, которые, подобно Молли, не похожи ни на вас, ни даже на genii locorum. Либо их изменила магия, либо они унаследовали измененные признаки от предков. Насколько мне известно, все это влечет за собой… неестественность.
Хотя Найтингейл и представляет собой самый настоящий пережиток ушедшей эпохи, в разговорах со мной он уже привык использовать более-менее современные слова. Я понял это, почитав старые книги, — там чаще встречались прилагательные с приставкой «противо-». И многочисленные термины, начинающиеся на «суб-». Однако в данном случае по контексту было ясно, что «неестественные» существа вроде Молли не могут защитить себя от притеснений и насилия со стороны своих более сильных сородичей магического происхождения. А также со стороны магов, лишенных моральных принципов. Или, говоря словами Найтингейла, самых что ни на есть черных.
— То есть, прошу прощения, адептов магии с ограниченными понятиями об этике, — поправился мой шеф. — Моему первому наставнику, инспектору Марвиллу, довелось заниматься печально известным случаем в Лаймхаусе в 1911 году. Там фигурировал знаменитый маг-постановщик, известный под псевдонимом Великий Манчжу. Он собирал к себе в труппу самых «странных» людей, чтобы потом использовать их для реализации своих гнусных идей.
— Что же это были за идеи? — переспросил я.
— Представьте себе, он планировал ни много ни мало уничтожить Британскую империю, — сказал Найтингейл. — А раз инспектор Марвилл перешел к активным действиям, значит, ему было из достоверных источников известно, что Великий Манчжу организовал наркопритон где-то на шоссе Лаймхаус. Там этот желтый дьявол засел, словно жирный паук, и плел паутину своих омерзительных затей, в которой белые рабы были лишь основой.
— И как выглядели белые, попавшие в рабство на своей же родине?
Найтингейл умолк, задумавшись. Очевидно, во времена его юности белое рабство сводилось к торговле женщинами и детьми с целью их последующего принуждения к проституции. Но вроде бы за омерзительной торговлей лилейно-белой женской плотью как раз и стояли таинственные китайцы. Не угрызения ли совести отчасти стали причиной их восстания?[42]
Этот вопрос я задал вслух, и Найтингейл ответил:
— Были доказаны конкретные преступления, Питер. Женщин и детей покупали и продавали, содержали в невыносимых условиях. Они терпели ужасные лишения. Не думаю, что их сколько-нибудь утешили бы парадоксы истории.
Оценив тяжесть положения, инспектор Марвилл организовал рейд, взяв себе в помощь половину лондонских магов и попросив у комиссара большую группу констеблей. Немало было взломано дверей и много раз прозвучало грозное «Ни с места, косоглазый дьявол!», пока однажды в ответ не последовала мертвая тишина.
— Манчжу, Великий и Великолепный, — сказал Найтингейл, — оказался уроженцем Канады по имени Генри Спелц. Женат он был, впрочем, на китаянке, и у них было пять дочерей, каждая из которых периодически изображала на представлениях его прекрасную помощницу Ли Пин.
При обыске в доме ничего не нашли — только придурковатую девчонку-подростка европейской наружности. Она жила в помещении для слуг и работала горничной. На допросе Спелц рассказал, что девочку, которой даже имя не удосужились придумать, нашли в одном из «исчезающих ящиков» после дневного сеанса в «Хэкни-Импайр». Она сидела там, скорчившись в три погибели.
Взяв из хлебницы последний ломтик хлеба, я собрал с тарелки остатки лукового соуса. Найтингейл к своему пирогу даже не притронулся.
— Вы не будете? — спросил я.
— Нет, угощайтесь, — ответил он.
Так я и поступил, как только он закончил рассказывать.
Кое-что в этом мире никогда не меняется. Например, старший офицер полиции, организовав по собственной инициативе масштабную дорогостоящую операцию, не может признать ее провал или сознаться в нарушении предписаний. По крайней мере, пока не сделает все от него зависящее, чтобы хоть кого-нибудь в чем-нибудь обличить. Будь Спелц на самом деле китайцем, ему бы не поздоровилось. А так он был обвинен всего лишь в нарушении общественного порядка, получил предупреждение и отправился восвояси.
— Девочку заключили под стражу для обеспечения защиты, — продолжал Найтингейл. — Даже старик Марвилл чувствовал, что с ней что-то не так. Вы поели? — спросил он, бросив быстрый взгляд на дверь.
Я кивнул, и Найтингейл взял у меня опустевшую тарелку и поставил ее перед собой. В ту же секунду открылась дверь, и в столовую вплыла Молли, толкая перед собой тележку со сладостями. Убирая со стола тарелки, она бросила на Найтингейла откровенно подозрительный взгляд. Но уличить его было невозможно.