После некоторых манипуляций в его руках оказалась золотая цепь, массивная, грубоватой формы, пусть и не лишённой некоторого изящества.

— Знатная цацка, — обрадовался Слава. — Ксении подарю.

— Да бери ты их сколько хочешь! Всё лучше, чем в магазине эту лабуду покупать за немыслимые деньги.

— И то правда.

— Бери весь этот ком. Возьмёте то, что Ксении понравится, а остальное продадим. Вон, колец ещё прихвати связку. Их тут немеряно.

Со дна ящика я достал отличной сохранности золотое блюдо с превосходной чеканкой. Усевшись на траву, я бережно опустил находку на колени и залюбовался затейливым, тонкой работы орнаментом. Вот это приз!

— Обалдеть не встать, сколько здесь всего! — в который раз пробормотал Слава.

— Этого мало. Давай смотреть всё!

— Достаём другую кубышку!

Блюдо я бережно отложил в сторону. Мы подошли к машине и вытянули из багажника второй ящик. Отсюда раскиданные на куртках комки, кучки и россыпи ювелирных украшений казались картиной из сказки об удалых казаках или ещё каких лихих разбойниках.

Какими мы со Славой, впрочем, и являлись.

Поворот ломика. Звон замка. Ногой я откинул крышку.

— Ну, ты вообще уже, Ильюха, оборзел, золото в хрен не ставишь, — засмеялся Слава.

— Зачем перед ним преклоняться? В конце концов, мы для золота или золото для нас? Исмаилитам, очевидно, золото было нужно как инструмент. Они ведь не обратили его в доллары, а везли из Петербурга в Москву, чтобы переправить за границу. Значит, их интересовал сам металл, даже не его художественная форма.

— Наверное, фальшивых денег хотели начеканить, — предположил Слава.

— Зачем?!

— Расплачиваться. Я слышал, золотые гинеи везде в ходу. Их даже лётчикам в Ираке в состав НАЗа [16] включали. На случай, если над территорией противника собьют, а спасатели до них добраться не смогут, и придётся летунам своими ножками в часть топать.

— Исмаилитам-то для чего гинеи?

— Тоже для каких-то своих дел. Мало ли где они собираются работать, не везде доллары берут, а золотые монеты — за милую душу!

— Sic semper tirannis [17]! — изрёк я.

Мы принялись потрошить второй ящик. Вскоре куртки оказались целиком засыпанными золотыми изделиями. Чего там только не было! Колечки, перстеньки, мужские печатки, серёжки, подвески, дамские цепочки, купеческие цепи и бандитские цепищи, кулончики, корпуса от наручных и карманных часов, смятые комочки золотых коронок, немного николаевских пятёрок и десяток, золотые червонцы правительства Советской России, ложки и вилки с чёткими клеймами, три портсигара и небольшая чаша. Вернее, застольная чарка — литьё, на орнаменте кабаны, дующие в рожок загонщики и прочая ботва. Здесь было на что посмотреть. Скупка у исмаилитов работала как надо. Особняком, упакованные в двойной пакет, примостились в углу драгоценные камни: бриллиантики, изумрудики, рубинчики и прочая мелочёвка, выковырянная из оправ или украденная с предприятий. Было их килограмма три, не меньше. В камешках я разбирался слабо, и разглядывать не стал, опасаясь рассыпать.

— А ведь это добро не так много стоит, — заметил я. — Исторических ценностей тут явно нет, из художественных только это блюдо и чарка. Здесь преимущественно лом, а он оценивается недорого. Для золота, конечно, недорого. Мы-то рассчитывали на сказочные сокровища, а они оказались вполне тривиальными. Хотя по деньгам выйдет немало.

— Сколько примерно?

— Зависит от того, как оценят блюдо и чарку. Впрочем, давай пользоваться драгоценными вещами, коль уж они у нас есть.

— Дело говоришь! — одобрил Слава, выискав жирнющую цепь «Кардинал» граммов триста весом, и застегнул у себя на шее.

— Теперь ты настоящий «новый русский»! — расхохотался я.

— Давно мечтал, — ощерился редкими бивнями корефан. — У меня до тюрьмы такой же был.

— Носи, вспоминай молодость. Кстати, зубы себе новые можешь сделать, золота у нас теперь много.

— А чё! Вот приедем в город, и сделаю.

— Ты раз куришь, портсигар ещё возьми.

Слава пощёлкал портсигарами, выбрал самый крепкий, немятый и большой. Вытряхнул в него из пачки остатки «Явы», закрыл, открыл, с понтом достал сигаретину, сунул в пасть, убрал портсигар в задний карман джинсов, чиркнул зажигалкой, закурил.

— Чувствуешь себя настоящим лордом? — спросил я.

— Чувствую, — гордо ответил афганец.

— Привыкай. Теперь мы так всегда будем жить.

— Твои бы слова, да Богу в уши!

Мы рассматривали обретённые сокровища, перебирали их и увлеклись этим занятием до самых сумерек. Лишь когда начало смеркаться, корефан обратил внимание на то, что пора бы собирать дрова, если мы решили тут ночевать. Замечание было уместным. Пока не стемнело, мы рассовали золотые изделия обратно по мешкам, получились небольшие, но крайне тяжёлые кульки. Их мы уложили в багажник и накрыли снятым с сидений чехлами. Слабая маскировка, конечно, но всё же лучше, чем везти в ящиках, а прятать в машине такое количество золота всё равно было негде.

Дрова искали уже в темноте. Набрали кучу веток, Слава сбил ногой два приличных сухих хлыста — будет, чем греться всю ночь. Брёвна мы отложили на потом, а я занялся разведением огня.

Когда костёр разгорелся, приволок из машины зелёную холщовую сумку и фляжку с остатками «Мартеля» Х.О. Присел рядом с другом на бревно. Посмотрел сквозь стекло на пламя, прикидывая, сколько осталось коньяка. Открутил крышку, молча отпил половину, передал фляжку Славе.

— Доканчивай.

— За нас с тобой! — честно сказал корефан и запрокинул дно к небу.

Бутылка полетела в траву. Посидели молча, глядя на огонь. Слава млел в клубах табачного дыма. Я приободрился. Волшебный напиток расходился по жилам, рождая бодрость и радость.

— Значительный сегодня день, — признал афганец.

— Да уж, выбрались на природу!

Мы от души расхохотались.

— У тебя там пожрать есть? — спросил Слава.

— Децл был, — я достал из сумки пакет с охотничьими колбасками и бутылочку со спиртом. — Вот ещё горючее. Ты пей, я не буду, завтра с ранья за руль.

Пожевали колбасок. Я пожалел, что не взял в кафе минералки.

— А хорошо сидим! — заметил Слава.

— Как настоящие разбойники: в тёмном лесу, все в золоте и жрём какую-то фигню, — я вытянул руку к костру.

Старинные восточные украшения воскресли при свете живого огня. Казалось, они пробудились после долгого сна. Они были красивы. Они были по-настоящему ценными, в отличие от безликих побрякушек, натасканных исмаилитами в кучу для последующей переплавки. У древних реликвий хашишинов была история.