Любовные утиные драмы невольно вызывают в памяти древнегреческий миф о Леде и Лебеде, согласно которому Зевс овладел прелестной юной красавицей Ледой, приняв обличье лебедя. Этот миф привлекал внимание многих художников и поэтов, от греческих мастеров до Леонардо да Винчи и Уильяма Батлера Йейтса. Хотя это мифическое совокупление часто называют «изнасилованием Леды», но обычно в его художественных изображениях и описаниях присутствует некая сексуальная двусмысленность, в которой взаимное влечение сочетается с внезапностью и бурностью самого акта. Возможно, греки интуитивно подозревали, что в половой жизни водоплавающих птиц есть нечто интригующее. И в этом случае они были совершенно правы, поскольку вся эволюционная значимость социального аспекта в сексе уток еще только начинает приоткрывать для нас свои истинные масштабы.

Однажды пасмурным зимним днем 1973 года я, тогда еще двенадцатилетний мальчик, отправился на свою первую бердвотчерскую экскурсию на океан. Я стоял на берегу реки Мерримак близ Ньюберипорта, штат Массачусетс, чуть выше того места, где она впадает в залив. Заработав кое-какие деньги доставкой газет и подстриганием соседских газонов, я как раз недавно обзавелся своей первой подзорной трубой для наблюдения за птицами на большом удалении и теперь с восторгом смотрел в нее на уток, чаек, гагар и прочих околоводных птиц в этом знаменитом месте паломничества бердвотчеров. Стояла холодная февральская погода, вода у берега и в самых тихих заводях схватилась льдом, но я пребывал в полной эйфории. С моего места я хорошо видел плотные стаи уток, которые, натужно молотя лапами, боролись с сильным отливным течением.

Сканируя окрестности через подзорную трубу, я сразу же обнаружил новый для себя вид – стаю из пары десятков гоголей (Bucephala clangula). Селезни были с глянцевито-черной спиной, снежно-белыми боками, брюхом и грудью и блестящей, радужно отливающей зеленой головой. На каждой зеленой щечке красовалось большое круглое пятно белого цвета. На темной голове заметно выделялись светлые золотисто-желтые глаза. Уточки выглядели куда скромнее – с тусклыми, сероватыми боками и шеей и бурой головой, но с такими же яркими желтыми глазами.

По каким-то причинам – которые стали ясны мне лишь много лет спустя – селезней в стае было гораздо больше, чем уточек. Примерно на пару дюжин птиц приходилось от силы пять-шесть самок. Я наслаждался зрелищем, наблюдая, как они кормятся, ныряя и снова выныривая на поверхность, как вдруг один из самцов вытянул голову вверх, а потом запрокинул ее назад, почти касаясь затылком надхвостья. Продолжая держать голову в этом неудобном положении, он приоткрыл направленный в небо клюв, после чего вернул голову в нормальную позицию, слегка поводя ею из стороны в сторону. Вскоре к нему присоединились другие самцы, и немного погодя вся часть стаи, представленная селезнями, развила кипучую активность, гоняя друг друга и пытаясь занять наиболее выгодное место поближе к самкам. Если бы в тот день я находился к ним поближе, то непременно услышал бы скрипучий, состоящий из двух нот брачный зов селезней, который они издают при запрокидывании головы. Кроме того, селезни демонстрировали и другие элементы своего брачного танца, которые получили вполне подходящие к ним «мореходные» названия вроде «бушприт» и «топ-мачта». При «бушприте» самец плавает, вытянув шею и направив клюв вперед и вверх, а исполняя «топ-мачту», он держит голову высоко поднятой, а затем опускает ее и вытягивает вперед над поверхностью воды. Несмотря на мороз, все собравшиеся в тот день на реке гоголи неутомимо ухаживали за самками – как и полагалось. Им предстояло заниматься этим все зимние месяцы, до самого их возвращения к гнездовьям на лесных озерах в северной части Канады.

Эта памятная экскурсия стала моим первым знакомством со сложной социальной жизнью уток. Во всем этом семействе водоплавающих самцы демонстрируют весьма зрелищные брачные танцы. Они могут заметно различаться у разных видов, но обычно представляют собой последовательность очень характерных поз и движений, причем каждый элемент длится от силы несколько секунд.

Последовательность движений в демонстрации «запрокидывания головы» у самца гоголя

Самцы могут повторять их по много раз кряду, но в целом базовые элементы этих демонстраций довольно просты, а поскольку почти у всех уток они происходят в воде, то обычно им сопутствуют активное плавание, шлепанье лапами и всплески.

У некоторых видов уток демонстрационный репертуар включает очень необычные и даже комичные формы поведения, как, например, у самца американской савки (Oxyura jamaicensis), который напоказ самкам «пускает пузыри». Задрав хвост вертикально вверх, он раздувает шею и грудь, заполняя воздухом особые карманы по обеим сторонам пищевода, а затем, часто наклоняя голову, стучит своим бледно-голубым клювом по рыжевато-коричневой груди, издавая глухую «барабанную дробь». При этом его грудное оперение выпускает множество пузырьков воздуха, вспенивающих поверхность воды. Барабаня по своей груди с возрастающей скоростью, селезень делает 10–12 ударов и завершает все выступление вибрирующим, стонущим звуком, похожим на тот, который издает лопнувшая пружина заводной игрушки. Все вместе – перья, позы, барабанная дробь, вокализация и пузыри – придает демонстрации самца зрелищность, которая не может не привлечь внимания.

Особенно примечательный пример утиных брачных танцев являет своеобразная пантомима самца очаровательной миниатюрной утки мандаринки (Aix galericulata), обитающей в Евразии. У многих уток в брачном поведении присутствует притворная чистка[152], когда они с нарочитой увлеченностью то и дело перебирают клювом перья на спине. Однако самец мандаринки сочетает эту притворную чистку с таким же притворным питьем воды, которое на первый взгляд выглядит не как ритуал ухаживания, а как демонстрация полнейшей неловкости и неспособности напиться, не облившись с ног до головы. У мандаринки притворная чистка смотрится особенно выразительно благодаря необычной форме перьев на проксимальной части крыла: эти яркоокрашенные в красно-коричневый цвет перья стоят вертикально, возвышаясь над поверхностью спины. «Назначение» этих перьев становится ясным лишь во время ритуала притворной чистки, когда самец, повернув голову назад и дотянувшись до спины (обязательно держась боком к самке), прячет ярко-розовый клюв за поднятыми перьями, так что самке виден только его глаз – это немного напоминает детскую игру в «ку-ку», когда родитель прячет лицо в ладонях, выглядывая из-за них одним глазком.