Я мог бы продолжать и продолжать. Но при всем разнообразии брачных ритуалов водоплавающих птиц у них есть одна общая черта: эволюция этих ритуалов шла путем выбора полового партнера самкой. Самцы пускаются на все эти забавные ухищрения ради того, чтобы их выбирали чрезвычайно придирчивые самки.

Внимательно наблюдая за демонстрациями селезней, самки принимают решение, с каким именно самцом им спариться. У многих видов, например у гоголя, самки выбирают себе пару на зимовках. После этого они остаются вместе до конца зимы. Копуляции при этом не происходит, поскольку ни самцы, ни самки к ней физиологически не готовы. Годовой цикл половой активности у птиц напоминает крутые гормональные «американские горки», подъемы и провалы которых связаны с временами года. Зимой птицы совершенно асексуальны, а всего через несколько месяцев, весной, их гонады увеличиваются в тысячи раз, и наступает пора спаривания. С приближением брачного сезона установившаяся пара вместе совершает перелет к месту гнездования, где самец продолжает свое ухаживание, а также охраняет самку от посягательств со стороны других самцов. После бурных брачных танцев птицы спариваются прямо на воде. Самка подает сигнал о своей готовности к копуляции особой «позой соблазнения», при которой она вытягивает шею вперед, держа тело горизонтально, и задирает хвост.

Ритуал притворной чистки у самца мандаринки

Почему самки уток так разборчивы в выборе партнера? Потому что они могут себе это позволить. Помните, я упоминал, что виденные мной самки гоголя были окружены намного превосходящими их в числе самцами? У большинства видов утиных соотношение полов сильно смещено в сторону самцов, так что самкам предоставляется широкий выбор потенциальных партнеров. Имея такое богатство возможностей, самки приобрели особую придирчивость в оценке разноцветного оперения самцов, экстравагантных брачных танцев и сложных, иногда весьма причудливых акустических сигналов. А поскольку многие утки вступают в пору ухаживания задолго до весеннего периода спаривания, у самок есть отличная возможность очень тщательно подойти к своему выбору и всесторонне оценить достоинства доступных самцов.

Казалось бы, для самок все складывается наилучшим образом. Но, к сожалению, у утиного секса есть и темная сторона.

Хотя некоторые виды водоплавающих птиц, например канадская казарка, тундровый лебедь или каменушка, образуют устойчивые моногамные пары, в которых оба родителя помогают друг другу защищать гнездовой участок и растить птенцов, у большинства уток – в частности, у кряквы, о которой меня спрашивала собеседница за тем памятным ужином, – семейная жизнь устроена иначе. От видов с крепкими брачными узами их отличает прежде всего то, что эти виды нетерриториальны. Они гнездятся в местах высокой концентрации пищевых ресурсов, где плотность популяции вида настолько высока, что отдельные пары не могут обзавестись собственными кормовыми участками. А поскольку они нетерриториальны, то их половые и социальные взаимоотношения ожидаемым образом устроены не так, как у территориальных видов.

У таких нетерриториальных уток основная роль самца в паре после ее прибытия к месту гнездования заключается в том, чтобы оплодотворять самку и защищать ее от сексуальных притязаний других самцов в те десять-пятнадцать дней, пока она откладывает яйца. У самца есть на это сильный эволюционный стимул, поскольку тем самым он защищает свое отцовство. Но как только яйца отложены, Папочке-Утке больше особо нечего делать. Самка в нем больше не нуждается, поскольку и строительством гнезда, и насиживанием кладки она занимается исключительно сама. Утятам он тоже не нужен, так как вскоре после выклева они уже способны питаться самостоятельно. А если нет нужды защищать гнездовую территорию от конкурентов или участвовать в выкармливании выводка, родительская забота у утиных сводится главным образом к тому, чтобы не дать утятам погибнуть от зубов и клювов хищников. Эту задачу проще выполнять одному родителю, нежели двум, поскольку чрезмерная родительская активность привлекает больше хищников, а яркое оперение самца служит для них дополнительной приманкой. Поэтому, как совершенно справедливо написал Роберт Макклоски в своей книге «Дорогу утятам!», у многих нетерриториальных видов уток самец покидает самку, как только она садится насиживать. С этого момента, когда отцовство выводка уже гарантировано, самец больше не получает никакой эволюционной выгоды, защищая самку, да и самка, по всей вероятности, не получила бы никаких преимуществ, останься он вместе с ней. Что, собственно, и является ответом на вопрос моей собеседницы: «Как же это понимать?»

Но теперь мы подошли к довольно-таки шокирующему и возмутительному аспекту половой жизни уток, который Макклоски никак не включил в свою в целом вполне научно достоверную историю о жизни семьи кряквы. Подавляющее большинство людей о нем даже не задумываются. Макклоски ничего не говорит о трудностях, с которыми приходится сталкиваться отцу семейства при защите своей подруги, а также о том, что может случиться, если его попытки защитить ее окажутся безуспешными. Или о том, куда деваются селезни после того, как они оставят самку на гнезде. А здесь как раз начинается то самое, что делает жизнь самок довольно тревожной и полной опасностей.

Там, где большое число уток скапливается на относительно небольшом пространстве, как это бывает у нетерриториальных видов, всегда возникает множество возможностей для социальных взаимодействий. А для самцов социальные возможности практически равны репродуктивным. Но из-за избытка самцов в популяции многие из них так и не заводят себе пары. У этих холостых самцов есть два пути: они могут дожидаться следующего репродуктивного сезона в надежде, что на этот раз им повезет больше; или же они могут добиться желаемого от самок против их воли. Другими словами, принудительная копуляция представляет собой альтернативную репродуктивную стратегию самцов. Селезни, самки которых уже приступили к насиживанию, могут тоже пойти по пути принудительной копуляции, что делает внезапное отбытие отца семейства Кряквинов из «Дорогу утятам!» еще более подозрительным.

«Принудительная копуляция» – это термин, которым зоологи и биологи-эволюционисты обозначают сексуальное насилие в мире животных. На протяжении примерно ста лет в биологии животных широко использовалось слово «изнасилование», однако начиная с 1970-х годов оно вышло из научного употребления из-за постоянной критики со стороны феминисток. В частности, в своей книге «Против нашей воли» Сьюзан Браунмиллер выдвинула[153] мощный и действенный аргумент, что сексуальное насилие, а также угроза изнасилования в человеческом обществе действуют как механизм социального и политического подавления женщин. Изнасилование у людей представляет собой акт такого колоссального символического и социального значения, что само это слово кажется неподходящим для использования не в антропологическом, а в зоологическом контексте. Как писала орнитолог Патрисия Говати, «из-за существенных различий между такими явлениями, как изнасилование и принудительная копуляция, все, кто занимается научным изучением поведения, уже много лет назад пришли к соглашению использовать применительно к негоминидным животным термин “принудительная копуляция”, а термин “изнасилование” оставить только для людей»[154].