Процессия медленно продвигалась вверх по течению. Шли по одному, сосновые факелы участников курились, прорезая тьму неровным светом. Двигались молча, с осторожностью, взвешивая каждый следующий шаг. Как и все жители леса, они с самого детства слышали и рассказывали истории о Шибальбе, но в этот раз всё было иначе. Миновали душный и темный участок, касаясь пальцами влажных каменных стен, глядя, как в свете факелов дрожат на них тени. Заметили в воде рыбу-альбиноса, услышали над головой шорох крыльев летучей мыши. Когда в воду упал камень и во тьме раскатилось эхо, люди насторожились. Однако путь был продолжен: не зря же затеяно это паломничество, как еще задобрить бога дождя и убедить его покинуть укрытие?

Еще через полмили процессия вышла из реки и прошествовала в центральную пещеру. Их факелы освещали очертания сталактитов и сталагмитов. Жрецы разложили дары для Чака, спустив сосуды с плеч и просыпав на каменный пол кукурузу. Готовясь к церемонии, они зажгли священный копал. Когда к потолку заструился ароматный дым, люди начали взывать к Чаку; воздевая руки в темноте, они окружали девушку. Жрец вынул из ножен обсидиановый кинжал и поднял его: когда голоса заполнили пещеру и эхо от них достигло купола, он быстро опустил орудие.

НАТЯНУВ БОТИНКИ, МЫ С ХОЛЛИ осторожно слезли на каменистый берег и спустились обратно в реку. Мы медленно поплыли вниз по течению; с потолка всё так же капала вода. Церемонии, проводимые в «темной зоне» Актун-Туничиль-Мукналь, сообщила моя компаньонка, не уникальны. В последние десять лет археологи на всей территории империи майя, исследуя подношения в «темных зонах» пещер, относят их к одному и тому же времени. Почти каждый артефакт — керамический сосуд, каменное орудие, человеческая кость — датируется периодом засухи. В пещере под названием Чечем Ха, всего в одном дне ходьбы от Актун-Туничиль-Мукналь, Холли обнаружила каменную стелу, установленную в «темной зоне» и окруженную керамическими сосудами и следами кострищ. Это множество объектов относилось к IX веку. Не так давно Холли вела раскопки в пещере под названием Лас-Куэвас, где обнаружила сложную систему церемониальных площадок и лестниц, возведенных майя во время засухи. «И так не только здесь — так везде», — сказала она. К этому же столетию относятся и подношения, обнаруженные в открытой Умберто древней части пещеры Баланканче. На керамических сосудах был изображен искаженный лик бога дождя. «Речь о масштабном коллективном ритуале, — отметила Холли, — который проводился по всему лесу».

Мы двигались по реке в молчании, плечи наши омывала вода, я обдумывал слова Холли. Постепенно перед моим внутренним взором возникла картина: сначала расплывчатые силуэты, затем четкие изображения, и наконец все детали сложились в слитную картину, удивительную и жуткую. Я видел тысячи паломников, людей в час небывалого отчаяния, разбросанных по империи майя; все они двигались как часть единого, цельного организма. Я видел, как они идут по лесу, между деревьями, словно тени, и прибывают ко входам в тысячи пещер. На минуту они присаживаются в «сумеречной зоне», потом, выдохнув, отправляются вперед, во мрак. Глубоко под землей паломники танцуют, поют и молятся; их много, а голоса звучат в темноте как единый голос. Они приносят дары, выкладывают жад и обсидиан — и совершают жертвоприношения, вспарывают брюхо животным, обагряют влажный каменный пол кровью мужчин, женщин и детей. Несмотря на варварскую жестокость происходящего в этом видении, несмотря на его апокалиптичность, коллективный ритуал как свидетельство необычайной веры и служения меня просто поразил. То была цивилизация, которая в миг полного отчаяния, стоя на краю гибели, взывала к силе подземного мира. Народ, который свято верил в то, что в скрытых от глаз пещерах, где царят лишь вечная тьма и раскатистое эхо, также таятся святость и волшебство — и сила, способная изменить действительность.

Я двигался по реке, думая обо всех древних процессиях, которые прежде нас переходили здесь водоемы, о людях, которые с опаской ступали в этот самый мрак, вслушиваясь в эхо, отражавшееся от этих самых стен. Отпустив эти мысли, я почувствовал нечто необычное: температуры воды, воздуха и моего тела начали сближаться друг с другом, вскоре я перестал замечать разницу между этими температурами. В таком странном настроении я отдался на милость течению и позволил телу расслабиться; мои границы словно растекались, и я перестал отделять себя от окружающей среды.

ВЕЧЕРОМ МЫ С ХОЛЛИ сидели за садовым столиком на заднем крыльце ее исследовательской станции. Воздух был тяжелым и влажным, горящая цитронелловая свеча бросала на наши лица мерцающие оранжевые отсветы. Мы говорили о нашей вылазке в Актун-Туничиль-Мукналь, рассуждая о нашем походе по следам майя, о том, что увлекало во мрак их, а что — нас.

«Мы испытываем потребность в священном, — заявила Холли. Она сделала большой глоток воды. — Мы все желаем искать и обрести Бога, или богов, или духов, или магию, — разница в названии. Это врожденное свойство человека».

Наш вид всегда отличался склонностью к мистике. «Человек по устройству своему есть религиозное животное», — писал Эдмунд Берк в XVIII веке. До сих пор ни этнографам, ни историкам не известно человеческое общество, не придерживавшееся религии в той или иной ее форме. В наши дни лишь немногие эволюционные биологи, теологи или ученые-когнитивисты возьмутся отрицать, что духовные стремления заложены в человеческой природе, что это ее неотъемлемая часть. Сотни тысяч лет назад наши предки получили головной мозг с мощным, активным неокортексом, который позволил нам иметь мысли, недоступные другим представителям царства животных. Мы размышляли над собственным существованием, вынашивали идеи, лежащие за пределами нашего концептуального представления, и устанавливали взаимосвязи между понятиями вне нашего тактильного и зрительного восприятия. Перемещаясь по планете, мы отдавали массу энергии и ресурсов религии: сочиняли красивые молитвы, создавали церемониальные танцы в честь богов и духов, строили гробницы для наших предков, возводили соборы со шпилями, стремящимися в небо, и выкапывали крипты, уводя их глубоко в землю. Желание прикоснуться к чему-то большему, чем мы сами, пишет британский религиовед Карен Армстронг, возможно, является «определяющей характеристикой человечества».

Именно этот импульс впервые заставил наших предков отправиться в подземелье. В темную доисторическую эпоху наши предки спустились в мрачные пещеры, чтобы вступить в контакт с миром духов. В древних космологиях разных народов пещера как раз представляет собой духовное измерение реальности. Спуститься в подземелье означало физически переместиться в мир иной — «мир, находящийся позади того, который мы видим глазами», как называли его бушмены. Подобно майя в Актун-Туничиль-Мукналь, наши предки из разных уголков мира проводили в темноте священные ритуалы, чтобы призвать сверхъестественные силы.

По словам Холли, «удивительно, в какую древность уходит эта традиция». Она рассказала мне о пещере в местности Атапуэрка на севере Испании: там, в самом сердце «темной зоны», на дне вертикальной шахты глубиной сорок футов, команда археологов обнаружила горку человеческих костей. В Сима-де-лос-Уэсос, или Пещере Костей, как позже назвали это место, были обнаружены останки двадцати первобытных людей, относящиеся к периоду от 430 000 до 600 000 лет назад. Они жили задолго до того, как появился современный человек разумный. Посреди костей археологи обнаружили рубило, сделанное из мерцающего розового кварца — редкого минерала, привезенного с огромного расстояния; это придавало находке исключительную особенность. Археологи назвали находку Экскалибуром. Некоторые исследователи считают эту находку первым предметом сакрального назначения: архаичный ритуал, проводившийся в «темной зоне» в честь отправления в загробное царство.