— Простите, я помешал вам, мисс Уольден, — сказал он.

— Нисколько, — ответила она с любезностью, которую мисс Стейси назвала бы ужасной.

Что-то в тоне молодого человека подсказало Жоржиане, что сейчас должно произойти нечто важное, и она вздрогнула. Бывает момент, когда даже самая храбрая женщина чувствует страх перед самым боязливым мужчиной, и это случается тогда, когда мужчина готовится сделать предложение. Сэр Патрик сказал девушке то, что должен был сказать. Она кротко ответила, что продолжать говорить об этом бесполезно. Наступило молчание.

— Надеюсь, что я не обидел вас? — грустно спросил баронет.

— Обидели? Нисколько. Мне просто горько, — ответила она низким, печальным голосом, совсем непохожим на тот, которым всегда говорила. — Боюсь, что я заслужила укора. Я поощряла вас.

— Нет, вовсе нет! — воскликнул сэр Патрик с такой искренностью, что ей стало жаль его. — Наоборот, вы все время разочаровывали меня. Я даже и мечтать не смел о вашем согласии. Я отлично знал, что вы считаете меня недалеким и неинтересным.

— Пожалуйста, перестаньте говорить глупости. Умоляю вас, не думайте, что я настолько бессердечна. Я отношусь к вам не хуже, чем к любому другому мужчине. Не думайте также, что я люблю кого-нибудь. Я просто пришла к заключению, что всякая женщина должна строить свою судьбу сама, помимо брака. Ведь необходимость брака для девушки преувеличена. Я была бы вам признательна, если бы вы относились ко мне не как к женщине. Давайте останемся друзьями!

Сэр Патрик встал и поднял с пола упавшую перчатку.

— Извольте, — сказал он просто, — но знайте, что вам стоит только пошевелить пальцем, и я к вашим услугам.

Когда несколько минут спустя мисс Стейси сошла вниз, она увидела Жоржиану в слезах.

Жоржиана чувствовала легкий укор совести всякий раз, когда думала о прошлом своего дяди. В то, что этот человек, неизменно выказывавший к ней и Морису великодушие и доброту, мог совершить какой-то проступок, она не хотела верить. Но она знала, что он понес в свое время наказание, и так как принадлежала к той семье, из которой он был изгнан, то чувствовала некоторую ответственность за жестокий приговор, в свое время вынесенный лорду Чарльзу. Она, жалкая нахлебница, всю свою жизнь в полной мере пользовалась привилегиями близкой родственницы, тогда как он, настоящий наследник, провел эти годы в несправедливой ссылке, вдали от порядочного общества. Если бы он проявил ненависть ко всем, кто носил фамилию Уольденов, то это было бы, по ее мнению, вполне естественно. И эта глубокая, нежная привязанность, которую он оказывал в течение последних месяцев к сиротам своего брата, казалась ей чем-то удивительным и крайне великодушным.

Возможно, что и тот, о ком она так думала, в свою очередь, испытывал к ней те же самые чувства.

— Я очень рад, — сказал он ей однажды, — что ты ни разу не осведомилась, какой была моя жизнь на чужбине. Если человек проходит через подобный огонь и воду, на теле остаются рубцы. Я боюсь, что мне следовало убедить тебя и Мориса жить со мной врозь. Я предоставил бы в ваше распоряжение замок или другое имение, и вы жили бы там своей собственной жизнью вдали от такого человека, как я.

— Дядя! — воскликнула Жоржиана с негодованием. — Я была бы очень неблагодарной, Морис тоже, если бы мы хоть однажды подумали, что ваша прошлая жизнь дает нам право относиться к вам иначе. Напротив, мне часто бывает стыдно при одной только мысли, что вам пришлось испытать столько страданий в то самое время, когда мы пользовались вашей добротой.

Два или три раза, пока она говорила, лицо лорда судорожно передергивалось, однако он выслушал ее до конца.

— Нечего тебе стыдиться этого, — сказал он грустно. — Когда-нибудь, может быть даже очень скоро, вы узнаете, за что я был сослан в Китай. Это заставит вас отнестись ко мне иначе, чем теперь, но я уверен, что вы проявите ко мне сострадание. Упреки, которыми меня осыплют, когда моя история откроется, будут менее заслужены мною, чем ваше сострадание. Все, о чем я прошу тебя, это, когда меня не станет, попытайся думать, что, как бы плох я ни был, я ни разу не обидел тебя сознательно.

— Когда вас не станет? — шепотом повторила Жоржиана.

Лорд Чарнворт мрачно посмотрел на нее:

— Да! Никто не знает, что нас ждет. Я хочу, чтобы ты привыкла к мысли, что я не всегда буду рядом. Этим я и хочу воспользоваться, чтобы с твоего позволения рекомендовать тебе иного покровителя, лучше, чем я.

Жоржиана слушала с болью в сердце.

— У меня мало прав, — продолжал лорд Чарнворт, — разговаривать с тобой тоном опекуна. Я буду считать себя твоим другом, который искренне желает тебе счастья. Есть еще один человек, более подходящий тебе по возрасту, который относится к тебе столь же искренно, как и я. Надеюсь, ты догадываешься, о ком я говорю?

Жоржиана немного покраснела.

— Кажется, о сэре Патрике? — спросила она тихо.

— Да! Он произвел на меня впечатление человека с благородным сердцем. Какого ты о нем мнения?

— Того же самого, — покорно ответила Жоржиана. — Он сделал мне предложение.

— И что ты ему ответила?

— Отказала, конечно…

— Очень, очень жаль. Но почему же «конечно»?

Жоржиане стало неловко.

— Потому что я не люблю его, — произнесла она грустно.

Лорд Чарнворт с беспокойством посмотрел на нее. Она опустила глаза.

— Это человек, которого, по моему мнению, легко полюбить, — сказал лорд. — Есть ли другие препятствия?

— Нет…

— Быть может, со временем твои чувства изменятся?

— Нет!

— Могу я задать тебе еще один вопрос? Не отвечай, если не хочешь… Вероятно, тебе нравится кто-нибудь другой?

После некоторого молчания Жоржиана почти шепотом ответила:

— Может быть.

Лорд побледнел:

— Я этого боялся. Жоржиана, могу я дать тебе по этому поводу один совет?

Жоржиана с удивлением посмотрела на него и отвернулась.

— Пожалуйста, — сказала она.

— Еще до моего приезда в Англию, насколько мне известно, у тебя был роман с Перауном. Но я не думал, что этот господин на самом деле тебя очень интересует. Мне казалось, что он занимает тебя как интеллигентный человек, больше подходящий тебе по уровню образованности, чем мисс Стейси и, конечно, сэр Патрик. Но я надеялся, что этим дело и ограничится. Я не знаю, кто такой Пераун, — его нелегко понять. Но я думаю, что, прежде всего, он тебя недостоин. Присматриваясь к нему ближе, я уважаю его все меньше. Заметь, я ничего не говорю о разнице вашего происхождения и о чем-нибудь подобном. Когда я говорю, что он недостоин тебя, я сужу по другим признакам. Я не думаю, что у него в полной мере развито чувство собственного достоинства. Если хочешь знать почему, я скажу тебе.