Шаг, еще шаг, длинные пальцы короля отводят бархат в сторону, и мы останавливаемся перед шелковым отрезом. Искры в нем рождают море, а градиентный переход к бежевому цвету – узкую полосу прибоя, с хрупкой фигуркой на нем.

– В то время среди племен богини Дану жила прекрасная Эриу. Нежный цветок Благого Двора, великолепная волшебница… гордая дева. К ней сватались все мужчины народа фейри, самые отважные воины туатов, но она никого не посчитала достойным себя. И вот однажды, гуляя по берегу, Эриу увидела, как из воды поднимается серебряный корабль. Волны пригнали его к берегу, и с корабля сошел прекрасный воин: до самых плеч ниспадали его золотистые волосы, одежда расшита золотом, на груди золотая пряжка с драгоценным камнем, пять золотых обручей на шее… Он нес два копья с серебряными наконечниками и дивными бронзовыми древками и меч с золотой рукоятью, украшенной серебром и чеканными заклепками.

Что-то, кажется, фоморы в отличие от фейри вот вообще презренным металлом не брезговали…

Тем временем Кэйр увлек меня дальше и продолжал свой рассказ. На воздушном отрезе органзы кружили две фигуры: могучего викинга и тонкой фейрийской девы. Они то осторожно касались друг друга, то откатывались в стороны, пока наконец не сплелись в страстных объятиях.

– Воин и девушка возлегли вместе. – Низкий, вибрирующий голос Кэйра пробирал меня до самых костей и будил в жилах уснувшее пламя. – Эриу забыла о том, кто она, Эриу не думала о том, кем может быть ее заморский возлюбленный. Дева потеряла гордость и разум. Дева влюбилась. И вот в один из дней тот воин – а это был Элата – поднялся с брошенного на песок плаща, оставляя на нем обнаженную возлюбленную, и сказал, что это был последний их раз. Больше он не появится.

С замиранием сердца, я глядела на оживающие на белоснежном шелке фигуры. Они были настолько близко, настолько реальными, что я, казалось, слышала звуки. Низкие и бархатные интонации фомора и звенящий от отчаяния голосок фейри.

– Многие юноши туате-де-данан добивались моей руки! – гневно сверкала прекрасными очами Эриу, поднимаясь с песка и прижимая к груди беспорядочно скомканное платье. – Но теперь я желаю лишь тебя одного, и мне невыносимо расставание.

– Избавишься ты от своей печали, – ответил Элата, но лицо его не дрогнуло, оставаясь таким же суровым. Он снял с пальца золотой перстень и вложил в руку девушке. – Не дари и не продавай его никому, кроме того, на чей палец кольцо придется впору.

– Кольцо? Лишь это ты, неизвестный, можешь сказать мне на прощание?! – проговорила девушка. – Я даже не знаю, кто приходил ко мне. Кто ты?!

– Ты не останешься в неведении, – сказал ей воин, и облик его чуть дрогнул и поплыл, открывая загнутые назад рога. – Элата, сын Делбаета, был у тебя. И от нашей встречи понесешь ты сына, и назовешь его Эохайд Брес, Эохайд прекрасный.

История затихала, магические фигуры сливались с тенями. Последней исчезала сгорбленная фигура некогда гордой благой принцессы, склонившейся над колыбелью с сыном врага ее народа.

– Вот так, Элеонора Мак-Ринон. Эохайд Брес стал следующим нашим Верховным королем, после того как Нуада Аргетлам потерял руку и более не мог стоять во главе дивного народа. По протекции небезызвестного тебе Оберона, новым правителем избрали Эохайда Бреса, сына его дочери. В то время туаты искренне считали, что чем красивее король, тем лучше народу. А Брес… он не имел изъяна, свойственного любому фейри, моя маленькая пряха. Видимо, наследие отца. Талантливый маг, хитрый дипломат, изворотливый, что глубоководная рыба. Он взошел на трон и тем самым положил начало новой войне. Для начала прекрасноликий Эохайд выслал из страны семерых самых влиятельных лордов фейри, которые могли бы в дальнейшем поколебать его власть. Брес первым обложил народ туатов налогом и передавал его фоморам. Ежегодно брали с нас дань, словно с побежденных. Треть урожая, треть магических предметов, сотворенных в кузницах и мастерских… треть детей, достигших десятилетнего возраста. Знаешь, почему Самайн в свое время считался днем великой скорби и лишь потом стал праздником наступающей зимы? Первого ноября фейри отдавали дань. День плача, день холода, день ужаса…

Кэйр провел кончиками пальцев по моей спине, вынуждая шагнуть вперед, а сам легонько дунул на отрез тяжелого бархата. Ворсинки ожили, задвигались, и в тенях на отрезе ткани я словно наяву видела силуэты. Великой битвы и великого поражения, названного перемирием. Уходящие вдаль корабли, до боли напоминающие драккары…

– Фейри не смогли долго это терпеть и объявили проклятым морским демонам новую войну. Вновь гремела битва при Маг Туреид. Вторая и последняя. Вновь произносились невероятные заклинания. Вновь использовались артефакты, что должны покоиться в земле и оставаться забытыми до конца времен. В итоге мы победили. Мы заперли фоморов в ледяном пространственном кармане, где вода не сможет помочь, а сразу замерзнет. Мы стали свободны. И да, мы написали новую историю.

– Это… это звучит очень трагично.

– Теперь ты понимаешь, моя хорошая? – Кэйворрейн заставил меня повернуться к нему и, подцепив пальцами подбородок, вздернул мою голову вверх, заставляя смотреть в затягивающую глубину голубых глаз. – Фоморы – зло. Фоморы, если вдруг покинут свою темницу, – не станут искать место под солнцем, а постараются освободить это самое место от нас. Зеленые холмы станут багровыми от крови дивного народа. Благие и Неблагие вновь будут биться и умирать плечом к плечу, как их предки тысячи лет назад. Никого не останется. Никого не пожалеют. Разве что женщин – для того чтобы восстановить свою численность. Но стоит ли такое существование называть жизнью?

– Я… понимаю. Но не могу не думать, что война – это страшно и бессмысленно. У вас огромная страна, Кэйворрейн! Волшебные тропы помогают преодолеть расстояния, и ведь есть много пустых холмов и лесов! Острова за морем, где фоморы жили раньше, опять же…

– И ты думаешь, что если рогатые демоны покинут свою темницу, то они вежливо поздороваются с туатами, а после мы дружно построим им кораблики и они уплывут восвояси?

Даже звучало как-то очень абсурдно, если честно. Но сдаваться не хотелось.

– Ну не может же все быть настолько плохо!

– Ну-ка, моя добрая сладкая девочка… скажи, откуда у тебя такое сочувствие к нашим исконным врагам? – подозрительно прищурился Плетущий. – Кажется, ни я, ни кто либо еще при моем Дворе не могли тебе рассказывать о них ничего хорошего.

– А мне хорошего и не говорили, – буркнула я в ответ. – Филидэль поведал историю от времен племени Парталона до наших дней. И я сделала вывод, что изначально тут жили именно фоморы. А после уже приплывали всякие и пытались с ходу дать хозяевам в зубы. Я бы тоже обиделась на такое отношение.

– Такие были времена. Древние и суровые. Человеческая культура тоже не отличается принятием и всепрощением, между прочим. Элла, в любом случае – если среди фейри уже сменилось несколько поколений, то фоморы в Бездне все те же. Заточенные во льду, вечные воители, для которых промелькнуло то ли несколько мгновений, то ли несколько столетий. Они ничуть не изменились. Они древние варвары! Могучие варвары. Их нельзя выпускать в мир, а они рвутся.