– Ты знаешь, я всегда «за» танцы.

В глазах Ланы плясали чертики.

– А как насчет ныряния с маской? Здесь недалеко красивый риф – редкая возможность.

– Вообще-то, я собиралась еще поработать.

– Поработай, пока я принесу маски. А потом поныряем?

Она не смогла отказаться – Мо был прав: мир ли, война ли, радость или печаль, но жизнь всегда – здесь и сейчас.

– Ты знаешь, что я тебя люблю?

– Знаю.

Он светился от этих слов, а она была готова обнимать его вечно – мысленно и наяву. Сейчас, завтра – всегда.

* * *

Маски оказались идентичными – обе с толстыми, обрезиненными по кругу стеклами, мясистыми загубниками и пластиковыми трубками – синими, с красным кончиком.

В воду входили, держась за руки.

– Только ничего не касайся, хорошо?

С растянутым в стороны «кляпом» ртом, Лана согласно кивнула.

Мо нырнул первым – ушел чуть вперед, оттолкнулся от дна и лег на воду лицом вниз; мелькнули его знакомые синие трусы. Она, волнуясь, нырнула следом.

Кораллы являли собой отдельный мир с бурыми пористыми городами, желтоватыми, похожими на толстые волосы островками-анемонами, заметенными сероватым песком «донными» пустынями.

И рыбы. Лана не ожидала, что увидит сразу столько – непуганых и любопытных жителей морского пространства: синих, черных, желтых и совершенно неописуемых по цвету. Тот, кто рисовал подводный мир, не скупился на оттенки и мешал их, по-видимому, в порядке и без – коричневый с зеленым, зеленый с синим, синий с оранжевым…

В первые минуты она судорожно следила за дыханием – чтобы ртом через загубник, чтобы не носом. Затем освоилась, привыкла. С удивлением и любопытством рассматривала коралловый лес и отдельные его деревья, ярко-желтых, похожих на осенние листочки, рыбешек, чувствовала, как щекочут голый живот пузырьки воздуха. Мо с восторженным выражения лица делал знаки – мол, посмотри сюда и еще вот сюда – красиво?

Лана с не менее восторженным выражением лица кивала – ага, красиво.

И думала: если кудрявый, значит, аквамарин, если лучи разной длины, то гранат, если кончики, как сигаретный дым, значит, алмаз.

Плавали перед глазами рыбешки; плавали перед внутренним зрением зарисовки из блокнота.

Обратно на яхту собирались, пребывая в светлой грусти, – остров подарил обоим незабываемый день. Будет ли еще? Время покажет – все оно, оно и оно. Марио залил костер, принялся оттирать песком решетку. Лана собрала в пакет мусор – пластиковые тарелки, остатки рыбы, кусочки лимонной кожуры, – завязала горловину, бросила в сумку и села у кромки воды. Сохли после ныряния волосы; вдоль плеча тянулся коричневатый след – по нему пробежал краб.

Когда вернутся? Вернутся ли?

В кулаке зажат мешочек с самоцветами – на «Жемчужине» она собиралась работать.

Будто жалея об их отъезде, из глубины леса надрывно кричала неведомая птица; беспечно кружил в синеве неба далекий орлан.

Спустя сорок минут остров остался позади. Все более далеким с каждой минутой делался абрис его вихрастой макушки, все тоньше полоска золотистого песка. Вон там они жгли костер, а там – лежанка…

Лана смаргивала слезы.

Мо обнял ее сзади, потерся подбородком о голову.

– Не грусти, слышишь?

– Я… не грущу. Я пытаюсь.

– Будет то, что будет.

Ей не хотелось в Ла-файю. Возвращение в шумный город означало одно – у них еще минус день. Осталось пять. Четыре до появления координат – как скоро, слишком скоро. Невообразимо мало.

– Эй…

Лана потерла глаза пальцами.

– Не вздумай расклеиваться, слышишь? Помнишь – печаль или радость, голод или война…

– … жизнь сейчас, – довершила она фразу и невесело улыбнулась. Мо прав – погожий день, теплый ветер, скрип мачт, они живы. Жизнь – сейчас. – Все хорошо.

Развернулась и обняла стоящего позади мужчину крепко-крепко.

* * *

– Это так они выглядят?

– Да.

Бриз листал блокнот, изрисованный линиями энергетических завихрений.

– Любопытно, что я должен был увидеть это сам.

– Должен был. Но увидела я.

Марио рассматривал рисунки с любопытством и настороженностью.

– Очень похожи один на другой, да?

– Похожи. Иногда различий так мало, что…

«… я боюсь».

Он понял без слов.

– А лараит вообще как будто подолгу не мерцает. Он пульсирует. Как отыскать его, если у нас будет всего минута?

– Но в паузе у тебя почти что вечность.

– Да. Вот только мне приходится выныривать, чтобы поворачивать голову, иначе трудно. Нырнуть, сосредоточиться на одном камне, вынырнуть, перевести взгляд, нырнуть снова, сосредоточиться…

– А переводить взгляд в том состоянии?

– Очень долго.

– А, если сразу взять горсть камней в ладонь?

– Тогда их свечение смешается, и его не различить. Они должны находиться хотя бы в паре сантиметров друг от друга.

– Мда, задачка…

Марио пытался справиться с удрученностью; а Лана, будто книгу, читала мысли по его лицу – «я не хотел взваливать все это на тебя, прости…»

Она погладила его по руке; ветер шевелил уголки страниц и будто просил Мо убрать палец – мол, чего зажал? Дай поиграю…

– А сапфир ты еще не рисовала?

– Нет. Собираюсь сейчас.

– Голодная?

– Нет, не хочу отвлекаться. Самой интересно, как он выглядит.

* * *

Вечером.

Лане казалось, что сцены ее жизни меняются слишком стремительно, как смонтированный кинофильм: только что светило солнце, на ее лице была маска, а внизу коралловый риф, затем солнце сместилось – сместилась по морю и «Жемчужина». Закатный свет – бунгало. Солнце ушло, и декорации изменились тоже: теперь она в длинном бордовом платье, на каблуках, и Марио в изумительной красной, расшитой стразами рубашке и черных обтягивающих брюках.

На студии им обрадовались.

– Сначала танцуете вы как пара-победитель, за вами состоится танец тех, кто занял второе и третье место. После – вручение призов. Ваша задача простая: улыбаться и выглядеть счастливыми – поверьте, призы того стоят. Готовы? Вы, мисс Далински, в гримерную, что слева по коридору, вы, мистер Кассар, в ту, которая напротив. Все понятно?

Менеджер с микрофоном на ухе двигался суетливо и постоянно сверялся с прикрепленной к пластиковому планшету бумажкой, будто та вещала ему единственно верный план действий.