Недоверчиво смотрю на него. Дерик ладонью надавливает на мою голову так, чтобы я легла полностью на него.

– К слову, я ещё обижен за то, что ты меня не позвала на Рождество. Вы все меня бросили, – обвинительно шепчет он.

– Никто тебя не бросал, не выдумывай. Ты мог приехать к нам…

– Нет, признайся, что ты специально перетянула на свою сторону всех вокруг. Ты обожаешь власть, Джина.

– Я? Да я… ты придурок, Дерик. Это ты у нас обожаешь всех контролировать. Ты псих, зацикленный на контроле, чего стоят только эти твои правила.

Он смеётся, а я снова толкаю его спиной.

– Ты видела подарок Клаудии?

– Боже, не напоминай. До сих пор тошнит и передёргивает. Она безумна.

– Я обхожу эту комнату стороной. Это ужасно. Не представляю, что было, когда родился Дин, если даже для этого ребёнка она не жалеет золота из своих запасов.

– Ребёнка туда не пущу, – категорично заявляю.

– Конечно, у вас есть своё крыло. С садом. Там вам будет намного удобнее.

– Что?

– Вы с ребёнком могли бы жить там, Джина. Хотя бы изредка, чтобы я мог чаще видеть его. Порой у меня нет даже минуты свободной, а так, будь вы в одном здании со мной, я бы нашёл время. Теперь моя жизнь – хаос и постоянные встречи. Не знаю, как смогу всё совмещать. Клаудия, конечно же, настаивает на вашем переезде в замок, но в связи с последними событиями, я не хочу на тебя давить, Джина.

– Вот это компромисс, Дерик. Я готова иногда задерживаться и ночевать в замке, но наш дом здесь. Ты же знаешь, как я люблю это место…

Дерик подхватывает мой подбородок и поворачивает лицом к себе.

– Ни разу об этом не слышал. Ты любишь этот дом?

– Очень. Мне в нём безумно комфортно. Ты только представь, как здесь будет хорошо через пару месяцев. Внизу духота, а у нас на лужайке прохлада. Я хочу там разбить детскую площадку, но пока не знаю, стоит ли. Места достаточно, и, наверное…

– Стоит, но без меня не делай. Хотя бы в этом буду участвовать. Собственная детская площадка для нашего ребёнка – отличная идея. Дом на дереве. Я всегда хотел иметь свой дом на дереве, – говорит он, мягко поглаживая мой подбородок, и я улыбаюсь.

– Ты знаешь, что бытует мнение о том, что с появлением ребёнка родители сами становятся детьми и могут получить новый шанс окунуться в детство.

– Никогда не слышал.

– Ну, домик на дереве, твоя мечта. Моя – родители. Я не хочу, чтобы у нашего ребёнка было то же самое, что у меня. Ребёнок не должен страдать из-за наших недомолвок, и мы сможем сделать всё правильно. Правда?

– Правда. Мы оба росли без родителей, поэтому наш ребёнок получит обоих. Я найду для вас время, вне зависимости от того, что случится в будущем. – Он отпускает меня, а я мягко целую его в щёку.

– Спасибо. Мне не хватало моего волкодава. Сейчас всё хорошо. – Устаиваюсь удобнее на Дерике.

– Ты могла мне написать, Джина.

– Я написала, но ты не ответил.

– Я любовался. Он такой страшненький. Так можно говорить про своих детей?

Смеюсь от его слов.

– Поверь, моё мнение идентично твоему и пока оно не изменилось, за это меня все обвиняют в отсутствии материнского инстинкта. Что касается твоего любования… Ты не любовался, ты завис, Дерик.

– Да, я слишком глубоко завис, Джина. Ты будешь хорошей матерью. Не обращай на них внимание. – Он гладит мой живот.

– Я стараюсь, но Клаудия слишком опекает меня, порой доходя до идиотизма. Боже, ты не знаешь, что она сделала месяц назад…

Я тараторю без умолку, рассказывая ему о том, что у нас случилось, пока Дерик боролся с собой или со мной, не важно. Но сейчас, делясь с ним своими переживаниями и выходками родственников, мне становится хорошо. Я снова готова верить в Дерика и в то, что у нас ещё есть шанс не враждовать, а принять все обстоятельства. Только вот я уже не уверена в том, что когда-нибудь смогу его забыть, и мне придётся очень тяжело, когда Дерик решит связать свою жизнь с другой женщиной. Делить его с ней. Знать, что он спит с ней. Любит её. А я всегда останусь нечаянной любовницей, родившей ему бастарда. Это гадко, но ради нашего ребёнка, я возьму себя в руки и никогда не упрекну Дерика в его выборе. Порой не всегда происходит так, как хочешь, но в такие моменты нужно думать о тех, кто важнее твоих чувств. Для меня это ребёнок. И мне не стыдно за то, что у меня до сих пор сильное влечение к Дерику. Оно меня спасает в мире одиноких и брошенных женщин. Тепло в сердце нужно сохранить, каким бы оно ни было. Злость, обида и ненависть никогда не помогают. Они разрушают тебя, ломают и вынуждают обороняться. А это всё бессмысленно. Это смертельно.

– Улыбнись, Герман, твоя сестра выходит замуж, а ты, словно на похоронах, – шепчу ему на ухо.

Он бросает на меня мрачный взгляд.

– Одно дело, когда ты имеешь право врезать очередному придурку за то, что тот хочет забраться к ней в трусики, другое, когда он делает это официально, и ты об этом знаешь, не имея никакой возможности оставить ему парочку синяков, – бубнит он.

Тихо смеюсь, переключая внимание на пару, стоящую у алтаря. Полье произносит клятву верности, отчего по залу роскошно украшенной церкви проносится вздох умиления.

– Ты представь, что твоя дочь стоит там.

– И что? Я буду рада, если она попадёт в такие заботливые руки, как у Полье, – пожимаю плечами на предложение Германа.

– Тебе не противно?

– Да почему должно быть противно? Они взрослые люди. Тебе не противно, когда ты порно смотришь…

– Мы в церкви, Реджина.

– Так вот и не трави ближнего своего, Герман. Занимаешься откровенной ерундой. Кстати, свадьбы – прекрасный повод, чтобы с кем-то познакомиться. Тебе уже нужно это сделать, Герман. Твоё неудовлетворение скоро впереди тебя бежать будет. Поэтому не порть никому день. Как же душно, – обмахиваюсь программкой и тяжело вздыхаю.

Мужчина оставляет мои советы без комментариев, но по его виду легко понять, что ему всё это не нравится. До наступления главного дня в жизни Эльмы и Полье Герман сохранял нейтралитет и не высказывался насчёт выбора их предпочтений. А сегодня, видимо, жара или запоздалое осознание того, что его сестра выросла и не нуждается больше в старшем брате, вылезло наружу. Мне жаль Германа. После ссоры с Дериком он стал реже появляться у меня, старается оградить от вторжения своё личное пространство, и это меня угнетает. Я не имею права разрушать ещё и их дружбу, поэтому и не давлю на него. Когда вижу Германа у нас в кафе, то просто улыбаюсь и выполняю его заказ без каких-либо разговоров. Но внутри мне безумно плохо, оттого что Дерик лишает меня друга, с которым мне комфортно. При этом игнорирование с его стороны закончилось. Он каждый день спрашивает о моём состоянии, и я перечисляю всё, что касается ребёнка. Исключительно ребёнка. Это единственное, что нас теперь связывает. Я запрещаю себе думать о том, что мне, вероятно, хотелось бы большего. Но нельзя. Это повод для скандала, который нужно избежать любым способом. Тем более Дерик не виноват в том, что моя привязанность к нему только растёт, а его – ослабевает. Меня постоянно удивляет то, что он извиняется за свои нелепые правила и даже сказал, что если мне кто-то понравится, то это будет хорошо. Снова «хорошо» с его стороны. Мне пришлось ответить, что пока в этом нет необходимости. Это обижает. Когда Дерик каждый раз предлагает мне завести с кем-то отношения, и даже уже сам не против Германа, меня всё равно подавляют его слова, и я снова ощущаю тот же холод, что и раньше. Я сама сказала ему, что мы теперь только друзья. Увы, он поверил мне, а я вот лгала. Жестоко лгала ради него и его будущего.