Скорее всего, она была не права – кого теперь этим удивишь, но это там, за стенами узилища, а здесь, в узком пространстве серых стен, Кира слышит, как хрустят ее кости в жесткой мельнице пересудов…

Вдруг ей кажется, что убийство девушек – это кара ей, Кире, за неправедную жизнь, за холод, цинизм, жадность до денег, отсутствие друзей. Кара Кириллу за жизнь неправедную. Обоим – высшая мера, с той только разницей, что его приговор уже приведен в исполнение. А ее…

Разбитое корыто, и она, старуха с пустыми руками в ожидании движения маятника.

–Я не хочу жить, – прошептала Кира. – Я хочу умереть…

…Монах остановился у нужной ему двери. Постоял, прислушиваясь. Ниоткуда не долетало ни звука. Монах достал из кармана дубленки металлическую спицу, присел на корточки и, сопя, принялся ковыряться в замке. Ему вдруг пришло в голову, что нужно было позвонить вначале, на всякий пожарный – мало ли, и он на секунду застыл в неудобной позе, согнувшись, а руки продолжали делать свое дело. Дверь подалась, и Монах, оглянувшись, протиснулся внутрь. В прихожей чужого дома было темно, и Монах достал из своего безразмерного кармана фонарик. Луч света обежал захламленную прихожую, горы барахла на вешалке, кипы газет и журналов на полу. Запах кладовки и старой бумаги шибанул в нос. Монах толкнул первую дверь справа. Это была гостиная – стандартный набор мебели: подслеповатый допотопный сервант с тусклым стеклом, диван с зеленой обивкой и десятком вышитых крестиком подушечек; журнальный столик с кружевной салфеткой, каменные гардины на окнах; две картины – какие-то пейзажи на стенах; слой пыли на всем и клубы пыли по углам. Похоже, здесь не жили и время давно остановилось. Монах осторожно закрыл дверь и двинулся дальше. Еще одна комната, в самом конце коридора. Спальня, судя по большой деревянной кровати, полускрытой выцветшим гобеленовым пологом. Луч фонарика метнулся по смятым простыням в бурых пятнах, по громадной рыхлой подушке на полу, по скомканному одеялу и растоптанным тапочкам у кровати на вытертом, потерявшем цвет коврике, по старинному шифоньеру с приотворенной дверцей. На тумбочке помещались пыльные пузырьки с остатками снадобий, чашка с засохшими остатками чая и торчащей из нее ложкой; рассыпанные разноцветные таблетки покрывали пол. И везде знакомые уже клубы пыли, мерзость запустения и неприятный затхлый запах закрытого помещения и несвежей постели. Здесь, скорее всего, тоже не жили. Монах вспомнил первое послание Властелина, что-то о комнате, в которую никто не заходит, о мятых простынях и задернутых шторах. И подушке на полу. Монах посветил фонариком на подушку. Похоже, то самое место. Какая же трагедия разыгралась здесь, после чего наступила свобода?

Третья дверь вела в кабинет, который являл собой разительный контраст с остальной квартирой. Здесь не было каменных пыльных гардин – окно напоминало картинку из волшебного фонаря: снегопад, фонари, зеленые и красные огоньки автомобилей. На длинном стеклянном, с хромированными ножками письменном столе холодно светился плоский монитор компьютера, рядом – несколько исписанных листков бумаги, придавленных флакончиком «Визина», и черный керамический стакан с карандашами; на полках во всю стену помещались книги и компакт-диски. На центральной полке – десятка три книжек с черными блестящими корешками – романы литературного гуру Леонида Громова. «Маска смерти», «Полуночники», «Разящая стрела», «Глаза слепой ночи»… Монах поморщился. Были тут также книги по черной и белой магии, «Приключения Гарри Поттера», свидетельства очевидцев насчет летающих тарелок, сонники и трактаты о вещих снах, вурдалаках и верволках. Коллекция вполне тематическая, свидетельствующая о психических наклонностях хозяина. У стены напротив помещался большой диван, застеленный черно-зеленым пледом.

Кожаное кресло с высокой спинкой и стеклянный столик на колесах, на котором стояла чашка с недопитым кофе, довершали картину. Комната, в отличие от остальных помещений квартиры, казалась пустой, какой-то стерильной и в то же время академической – ничего лишнего. Монаху кабинет Черного Властелина понравился.

Он присел на край кресла. Ему даже не пришлось искать: сайт «Черный Властелин» был открыт на его собственном послании: «Нужна встреча… Старое кладбище, третий памятник слева по центральной аллее. Полночь…»

Монах поморщился снова, послание выглядело глупо и претенциозно. Действительно, пацанизм, прав был журналист. Но сработало ведь! К делу, сказал себе Монах, достал из кармана флешку и погрузился в глубины чужого компьютера…

Поиск «невеста» выбросил файл «Книга теней», что оказалось не чем иным, как рукописью романа, причем довольно странного. Монах пробежал глазами несколько страниц. Первая глава называлась «Обретение свободы» и многословно повествовала о прикованной к постели смертельно больной женщине и о молодом человеке, не то брате, не то племяннике, который ухаживал за ней – умывал, кормил, менял постель – и страстно желал ей смерти. Он представлял, как накрывает ее лицо подушкой и наваливается всем телом, обмирая от ужаса и страха. И как в одну ненастную и зловещую ночь, когда оглушительно гремела гроза и вспыхивали ослепительные зигзаги молний, когда не светилось ни одно окно, город спал и улицы были пусты, он решился. Он долго стоял, хоронясь за пологом, прислушиваясь к неровному дыханию спящей, подталкивая себя к роковому шагу, и, наконец, протянул руку к подушке… Дальше шли душевные терзания героя, муки совести и восторг по поводу обретенной свободы. Глава заканчивалась так: «Я закрыл дверь, зная, что никогда в жизни я больше не переступлю порог этой проклятой комнаты, моей тюрьмы, которая была свидетелем рывка на свободу…»

В рукописи, которая называлась «Книга теней», были главы: «Чужая спальня», «Зверь в темноте», «Невеста была в белом…» и другие.

Глава «Чужая спальня» повествовала о девушке, за которой герой, молодой одинокий робкий человек, подглядывал из окна, причем она об этом прекрасно знала и дразнила его – никогда не задергивала штор в своей спальне. К ней приходили разные мужчины, и молодой человек, корчась от ненависти и желания, наблюдал за ними. И постепенно в его душе созрел некий план. Он вошел в ту комнату, стараясь не смотреть в угол, задернутый пологом, открыл старинный шифоньер и стал перебирать старые, пахнущие нафталином вещи…

И так далее и тому подобное. Заканчивалась история смертью молодой женщины. Герой удушил ее шнурком от шторы и набросил на плечи тонкую ажурную шаль, пахнущую лавандой…

В главе о невесте автор подробно рассказывал о девушке, которая предпочла ему богатого старика, и была уже назначена свадьба, а он пришел к ней, так как у него все еще был ключ от ее двери… Он вошел бесшумно и появился на пороге. Она была одна. В его глазах она прочла приговор… Она умоляла о пощаде, клялась в любви, но он был тверд, он пришел отомстить. А потом, когда все было кончено, он нарядил ее в свадебное платье и венок из белых и красных роз. А потом долго стоял над ней со слезами на глазах и прощался со своей любовью…

Каждая глава являла собой отдельный рассказ и заканчивалась смертью героини. Манера письма была какой-то неумелой, неуклюжей, откровенно дилетантской. Девушки и смерть. Была там еще одна книга, под названием «Проклятие ночи», о странном существе, которое бродило по ночам, заглядывая в окна, выбирая жертву… До жертвы дело не дошло: роман оборвался на сцене подглядывания в окно с ветки дерева – пять страничек всего. Монах вернулся к «Книге теней» и так увлекся, что забыл о времени. Он читал, испытывая чувство нереальности и фальши, странное ощущение некой нестыковки, которую не мог себе объяснить. Дочитав очередную главу, он спохватился, взглянул на часы и схватил флешку. По его расчетам Черный Властелин уже был на кладбище, а журналист должен был отзвониться еще минут тридцать назад – все, мол, о’кей, иду домой, чего и вам желаю.