Я молча смотрела на нее в отражении. Удивительно, что даже беременность не заставила эту девушку стать добрее. Я опустила взгляд на ее проявившийся живот, который она бережно обнимала руками. По сердцу полоснуло созерцание похожего на мое помолвочного кольца. Захотелось истерически рассмеяться от нелепости ситуации. Вот они мы: невеста и жена. Две женщины, которые любят одного мужчину и которые на него претендуют. Только у каждой есть свое преимущество. Я была на грани истерики от осознания того факта, что мы как будто участвовали в дерьмовом шоу, в котором мужчина должен был выбрать себе жену из нескольких кандадиток. Нужно отдать нам с Карен должное ― мы дошли до финала.

― Мне нужно идти, ― сказала я, выключив воду и вытирая озябшие руки.

Карен наклонилась ближе ко мне и сказала негромко:

― Я знаю, что происходит между вами, но это не получит продолжения. Только что мы назначили дату свадьбы. Она состоится через два месяца. И еще, Лана. Я бы не советовала тебе вставать у меня на пути. Уже двух сотрудников органов опеки, благосклонных твоему положению бедняжки, уволили без выходного пособия. Стоит мне щелкнуть пальцами, как заинтересованные должностные лица сунут свои любопытные носы в документы, и ты лишишься детей.

― Я оформила опекунство по закону.

Карен рассмеляась и, слегка отодвинувшись, заглянула мне в глаза.

― Ты действительно так думаешь, Лана? Тогда ты глупее, чем я предполагала. Вот тебе новость: Колин заплатил нужным людям, чтобы это состоялось. Дела об опеке, Милана, длятся месяцы, особенно если это касается иностранцев. Но твое закончилось довольно быстро, еще и положительно. Тебе не кажется это чрезмерной удачей? Просто передозировка успеха, правда? Ни черта подобного, фортуна тут и не топталась, зато Колин прошелся основательно.

― Он… это из-за него?

Она закатила глаза и тяжело вздохнула.

― Деньги делают многое, тебе ли не знать. Но у меня тоже их достаточно, чтобы быстро сдать твоих приемышей туда, где им самое место.

― Ты жестокая. Дети ни в чем не виноваты.

― Дети ― нет, а вот ты со своими неуместными чувствами ― очень даже. Давай заключим сделку, ― она повернулась лицом ко мне и положила ладонь на столик, а потом брезгливо скривилась и убрала ее, сложив руки на груди. ― Ты останешься со своими детьми, и я ничего не сделаю, потому что не хочу навредить Колину. Мне не нужен жених за решеткой. Но для этого ты должна развестись с ним. Не он с тобой, а ты с ним. Придумай причину, не совсем же ты тупая. Но если ты все же примешь неправильно решение, вот как все будет: твое дело начнут разбирать по косточкам. Пресса, полиция ― все сунутся в него. Тогда суду придется пересмотреть свое решение, и детей заберут, отправят в детский дом. Колин тоже попадет в эту мясорубку, и, скорее всего, его посадят. Ну, или дадут условный срок.

― Но ты же хочешь замуж за него, любишь его…

― Люблю? ― она снова засмеялась. ― Это в твоем мире с розовыми единорогами существует любовь. В моем мире брак ― это сделка. И чем выгоднее сделка, тем крепче брак. Колину выгодны наши отношения, потому что он крепко завязан с моим отцом. Что ты так скривилась? Банальная ситуация, не находишь? Банальная, но стабильная и нерушимая. Так что подбери сопли, девочка, и отступи. Пока Колин со мной, ему ничего не угрожает, и мне нет смысла его топить. Но если ты не бросишь его, ― она слегка наклонилась к моему лицу, ― то я сделаю все, чтобы от вас обоих мокрого места не осталось. Уяснила?

― Уяснила, ― ответила я дрожащим голосом и развернулась, чтобы выйти.

― И еще, Лана. ― Я повернулась, глядя на Крен сквозь слезы. ― Ты меня не видела и этого разговора не было, ясно? Только попробуй что-то сказать Колину, и я изменю свое мнение.

― Я поняла, ― выдавила из себя и, схватившись за ручку, дернула дверь на себя, чтобы убежать подальше отсюда, не оглядываясь. Моих нервов не хватите еще и на эту войну.

После обеда Колин позвонил мне на мобильный и попросил зайти к нему. Я медленно встала и взяла трясущимися руками документы, которые он ждал. Присяжный перевод и заверенные нотариусом копии. С выходом после больничного Ноа список моих обязанностей пополнился еще и этим: теперь я отвечала за перевод официальных документов. Мне было это в радость, потому что на перевод было не так много документов в тот период. А новые обязанности не позволяли скучать по Колину в течение рабочего дня.

Я еще не видела его после приезда. Скучала до тремора, до потемнения в глазах. Он виделся мне повсюду. И в мужчинах в костюме, которые заходили в наше здание по утрам, и в парне через дорогу, который был одет в черные джинсы и такую же куртку. Он поправлял волосы тем же жестом, что и Колин. Моя тоска по этому мужчине начала превосходить все другие чувства и эмоции. Я теряла себя в нем, растворялась, не оставляя себе ни грамма. Мама всегда говорила, что так любить мужчину нельзя, потому что в случае его ухода от меня останется одна пустота. Я не вняла ее советам, и теперь вместо меня в кабинет Мастерса двигалась только пустота на каблуках.

Я изо всех сил старалась держать спину ровно, гордо задирала подбородок, но плечи сами собой опускались. Когда я вышла из туалета после столкновения с Карен, то схватила бумаги для нотариуса и трусливо сбежала из офиса. Я не хотела видеть победного шествия невесты Колина с ее семейством. Не хотела этих взглядов победителя на растерзанную меня. Мне было достаточно той порции горечи, которую я с лихвой хлебнула в дамской комнате. И предстояло хлебнуть еще больше, потому что впереди меня ждала непростая встреча.

Полдня, пока Колин был занят, я то и дело прокручивала предстоящий разговор. И все варианты заканчивались одинаково: я срывалась и рассказывала ему об истинной причине разрыва. А он тут же обнимал меня и просил не беспокоиться о Карен. Но я волновалась не за нее, а за детей. Я представляла себе, на что способна женщина, которая любит и ревнует, пускай даже она и пыталась меня убедить в отсутствии чувств, я видела их в ее глазах каждый раз, когда Колин оказывался рядом. А если она еще и подпитывалась надеждой в течение такого длительного срока, то мне даже представить страшно, на что Карен была способна в такой ситуации. Я выбрала самый болезненный и наиболее надежный способ разговора: истерику. То, что ненавидят все мужчины и соглашаются со всем, только бы заткнуть визжащую женщину.

Я подошла к кабинету Колина. Джун, вероятно, уже ушла, ее место пустовало, так что эта сплетница ничего не услышит. Для надежности я прикрыла дверь в приемную и подошла к двери Колина. Зажмурилась и тихо прошептала:

― Прости, родной, ― а потом открыла дверь.

Колин вскочил с кресла и пошел мне навстречу.

― Милая, я так соскучился!

Он даже не дал мне и слова вставить, тут же набросившись на мои губы. Захлопнул дверь за моей спиной и закрыл ее на замок. Я хотела сопротивляться, но не могла. Еще минуточку почувствоать его. Мгновение на то, чтобы сжимать его плечи и растворяться в его вкусе. Слышать сдержанные стоны и наслаждаться его жадными руками и неистовыми поцелуями. Совсем чуть-чуть, чтобы заполнить до краев сосуд по имени «Колин» в моей памяти. Отметить то, как он нетерпеливо задирает подол моего платья, как проверяет, готова ли я его принять. И я готова. Всегда готова, мой хороший. И всегда буду.