— Ваше предложение, — прорычал Марбери, подступая к ученому, — грозит смертельной опасностью моей дочери. Я этого не допущу!

— Я и так в опасности! — В каждом слове Энн звенела сталь. — А для наших ученых я практически невидимка. Считаю, что доктор Чедертон предложил превосходный план.

Было совершенно ясно, что девушку в первую очередь волнует возможность прочесть все эти рукописи.

— Декан, — поспешно вступил Тимон, — я согласен, что тайные писания нужно скрыть. Оставить их у Энн — здравая мысль. В наш век женщина пользуется тем преимуществом, что мужчины зачастую не замечают ее.

— Нет, — упирался Марбери, — если уж их надо спрятать, это сделаю я!

— У вас не будет времени, — покачал головой Тимон. — Вы тоже высказали здравую мысль: посовещаться с Ланселотом Эндрюсом. Он, более чем кто бы то ни было, способен повлиять на короля. Возможно, он уже пришел к тем же выводам, что и мы.

— Это действительно вполне вероятно, — согласился с ним Чедертон. — Ланселот Эндрюс — человек исключительно острого ума. Я за последние годы не раз беседовал с ним. Мы глубоко уважаем друг друга.

— Как же я уеду в Вестминстер, когда моя дочь и наши люди здесь, в Кембридже, в опасности? — заспорил Марбери.

— С ними останусь я, — сказал Тимон, убирая кинжал. — С вами наедине Ланселот Эндрюс будет говорить свободнее, чем в моем присутствии. Я останусь здесь и буду настороже. Клянусь вам, с Энн не случится ничего дурного.

Очевидно, остальные не разделяли его уверенности.

— Уехать в Вестминстер в такое время? — повторил Марбери, стуча пальцами по столу Чедертона.

— Переводчики работают группами, — резко напомнил Тимон, — а Энн будет у себя. Надеюсь, на ее двери есть замок?

— Есть, — сказала Энн, — хотя я редко им пользуюсь.

— Теперь будете пользоваться, — твердо ответил Тимон. — Я вам завидую. Вам предстоит увлекательное чтение. Кому из слуг можно доверять?

— Довольно об этом. У себя дома я сумею позаботиться о своей безопасности.

— А я буду повсюду, — громко объявил Тимон, словно рассчитывал, что кто-то его услышит.

— Разве мы решили, что рукописи останутся у Энн? — с последней надеждой спросил, понизив голос, Марбери.

— Я не ребенок, — вздохнула она, — и сумею о себе позаботиться.

— Карету оставьте, декан, — решительно приказал Тимон, игнорируя и тревогу Марбери, и досаду Энн. — Пока вам лучше не возвещать о себе королевским гербом. Эндрюс ведь позаботится о вас?

— Так-то так, — пробормотал Марбери и придвинулся ближе к Тимону. — Но если за мной охотится еще один Пьетро Деласандер…

— Я не успел вам сказать, — так же тихо ответил Тимон. — Обыскивая его тело, я обнаружил документ… шифрованное послание, из которого узнал его истинные намерения.

— Если вам верить, — насупился Марбери.

— Не вы были его мишенью. Вас он должен был всего лишь проследить до Кембриджа, а убить меня. Понятия не имею о причинах, но знаю, кто его послал: те же люди, которые велели вам нанять меня; те же, кто прежде приказал мне работать на вас. Это был их шифр.

— Отец небесный! — воскликнул Марбери. — Мы тонем в пучине безумия.

Энн набрала в грудь воздуха, явно намереваясь разразиться градом вопросов.

— Доктор Чедертон, — громко заговорил Тимон, — вы сказали, что знакомы с Ланселотом Эндрюсом?

— Хорошо знаком, — озадаченно признал Чедертон.

— Достаточно хорошо, чтобы предположить, где его можно найти поздним вечером?

— Дайте подумать. — Чедертон забормотал себе под нос: — Когда мы с ним встречаемся в Лондоне, мы часто до заката прогуливаемся в саду колледжа. Помнится, он говорил мне, что так обыкновенно проводит время перед молитвой и ужином. Почему вы спросили?

— Нам важно выиграть время. Иначе Марбери пришлось бы обойти весь Вестминстер, разыскивая его. Теперь он может начать с сада колледжа.

— Я знаю, где это, — подтвердил Марбери.

— Если вы поскачете во весь опор, не жалея первую лошадь, — скороговоркой заговорил Тимон, — вы сможете сменить коня на полдороге и прибыть в Вестминстер к вечеру?

Марбери помедлил всего мгновенье, но Тимону оно показалось слишком долгим.

— Обязательно поговорите с Ланселотом Эндрюсом, — настаивал он. — Ради спасения веры нам необходим союз с ним.

— Кроме того, он может сообщить нам кое-что о своем брате Роджере, возможном убийце, — добавил Чедертон.

— Спешите, декан, — торопил Тимон. — Чем раньше вы исполните свое дело в Вестминстере, тем быстрее сможете вернуться, чтобы помочь в поимке убийцы.

Через двадцать минут Марбери, забрасывая ногу через потертое бурое седло, гадал, как он здесь очутился, если, кажется, совсем недавно заснул в собственной кровати — не раздеваясь.

«Опять в Лондон, — устало думал он, — и на этот раз к другим переводчикам, как будто с моими мало забот. Чем я прогневил Бога?»

Вздохнув, он послал лошадь вперед, через двор в зеленые поля. Небо, с росчерками рассветных облаков, разметавшимися, будто красные птицы, застыло над деревьями синим витражным стеклом. Утренний ветер играл цветами примул.

Этот вид вдохнул в него новые силы. Марбери нагнулся в седле и шепнул что-то своей лошади. Она рванулась вперед. Весенний ветер, ударивший в лицо, был прохладным, но мягким, пахло то нарциссами и багульником, то прелыми прошлогодними листьями, то первой зеленью на деревьях. Отовсюду неслись птичьи трели.

Марбери с удовольствием отправился верхом. Так он мог выбрать дорогу, по которой не проехала бы никакая карета: через густой лес и по пологим холмам. Проселками он доберется быстрее, да и Вестминстер ближе, чем Хэмптон-Корт.

Впрочем, самому себе Марбери признавался, что не зря выбрал путь в обход леса, где жили бездомные мальчишки. Когда на руках важное дело, нельзя отвлекаться. Еще будет день и время подумать о них.

Он занял мысли, сосредоточившись на десяти футах дороги перед мордой лошади. Десять, еще десять — деревья и леса пролетали мимо. Дыхание его лошади заглушало все звуки.

К четырем часам пополудни дорога свернула к западу перед Шордичем. Марбери держался к северу от «Рыжего Быка» и гостиницы Грея, чтобы избежать вечерней городской сутолоки и переезда через Темзу. Наконец он свернул на юг, через Чаринг-Кросс на Кинг-стрит.

Очень скоро впереди в легкой дымке показались башни Вестминстера. Достигнув городской окраины, Марбери придержал лошадь и пустил ее шагом. Только теперь он позволил себе вспомнить, как боится за Энн и переводчиков. К этим страхам примешивались другие опасения: как-то пройдет беседа с Ланселотом Эндрюсом. Тревога захватила его, и он, впервые за десяток лет, утратил душевное равновесие.