На просторных выпасах там и здесь паслись овцы. Зрелище было бы вполне буколическим, если бы под ясным голубым небом не звенели пронзительные голоса, доносившиеся из города: «Лилейно-белые устрицы! Селедка, шпроты, улитки! И устрицы из Уолфлита-а!» Они представлялись искорками от раскаленных углей Лондона, они взмывали в небо и мутили воздух. «Мальчишка, дешевый работник! Без языка!»

Марбери принялся воображать лица, издававшие эти далекие крики, и гадать, на какое расстояние разносятся голоса в весеннем воздухе. А потом задумался, действительно ли слышит их или только воображает.

Еще через полчаса Марбери сидел на каменной скамье у лазарета в саду колледжа. Свободное пространство между величественными зданиями густо заросло травой, поднявшейся уже так высоко, что скоро впору косить. Ее зелень хорошо сочеталась с безоблачной голубизной неба. Мягкий ветерок развеял утреннюю дымку. Все в этом просторном саду было чистым. Стены старого колледжа в дальнем конце как будто светились тонкой позолотой, сквозь которую прорывалось еще более древнее прошлое.

Вскоре вышел на ежедневную прогулку Ланселот Эндрюс. Если он и удивился, увидев Марбери, то ничем этого не показал. Он двигался с привычным изяществом, полы просторной голубой мантии разлетались за спиной. Белоснежная борода сходилась острым клинышком.

Марбери встал и поспешно заговорил:

— Доктор Эндрюс, мы встречались на совете в Хэмптон-Корте, хотя вы, конечно, меня не помните. Я — декан Марбери из Кембриджа.

— Не скажу, что ожидал вас, — звонко ответил ему Эндрюс, — но я и не удивляюсь вашему приезду, декан Марбери. Вы переменились с нашей встречи в Хэмптоне, но ваша репутация заслуженно высока.

— Ваша милость, — с легчайшим налетом иронии пробормотал Марбери.

— Как я полагаю, — продолжал доктор Эндрюс, протягивая ему руку, — вы собираетесь рассказать мне о странных событиях, происходящих с группой переводчиков мастера Лайвли в Кембридже.

— Мастер Лайвли мертв, — быстро ответил Марбери, — и мастер Гаррисон тоже. В Кембридже рыщет чудовище. Но, поверьте, даже это ничего не значит в сравнении с главной причиной моего приезда.

— Понимаю. — Лицо доктора Эндрюса стало суровым и бесстрастным, никакого намека на чувства.

— Знаете об убийствах? — удивился Марбери. — Значит, король рассказал вам о моем деле?

— Рассказал, хотя, признаться, я ничего не знал о прискорбной кончине Лайвли.

— В опасности весь перевод! — выпалил Марбери. — Ставка — труд многих поколений. Я убедился, что это воистину важнее, чем жизнь любого из людей. Самая основа нашей религии в величайшей опасности.

Доктор Эндрюс присел на скамью.

— Кто-то убивает переводчиков, чтобы прервать их работу, — оставшись на ногах, продолжал Марбери. — Рано или поздно то же самое начнется здесь, в Вестминстере, и в Оксфорде тоже. Я принес вам это известие — и не только.

— В надежде, что я поговорю с его величеством, — усмехнулся доктор Эндрюс. — Но ему уже известно…

— Мы надеемся, что вы убедите его издать полную Библию — настоящую Библию!

Доктор Эндрюс поднял на него взгляд.

— Не понимаю, о чем вы говорите. Настоящую Библию?

— В Кембридже сделано столько открытий, — зашептал Марбери, оглядываясь по сторонам. — Уверен, что и у вас обнаружили то же.

— Открытий? — Доктор Эндрюс сложил руки на коленях.

— Тысячи ошибок перевода, восходящих ко временам Христа, — нетерпеливо пояснил Марбери. — И десятки, если не сотни страниц Евангелий и подлинных древних текстов, которые, вероятно, вычистили из Библии в то или иное время. Да, необходимо не только прекратить смерти переводчиков, но и добиться, чтобы наконец появилась истинная Библия…

— Понимаю. — Доктор Эндрюс резко встал. — Нам надо спешить.

Марбери с облегчением вздохнул.

— Значит, вы понимаете, как это важно, доктор Эндрюс. У меня полегчало на душе. Доктор Чедертон с такой похвалой отзывался о вас. Следовало ожидать, что вы быстро придете к решению.

— Конечно, — задумчиво отозвался Эндрюс. — Прежде всего переводчики. Чем я могу помочь?

— Я вынужден дерзнуть задать вам несколько вопросов, — неуверенно проговорил Марбери, — касательно вашего брата Роджера.

— Что? — Доктор Эндрюс растерялся от неожиданности, лицо его обмякло.

— В порядке расследования, — заторопился Марбери. — Мы опасаемся, что он станет следующей жертвой.

— Понимаю. Что ж, Роджер — мой младший брат. У вас есть братья?

Марбери покачал головой.

— Они — благословение и проклятье, — с улыбкой сказал доктор Эндрюс. — В детстве Роджер во всем подражал мне — до смешного. Он одевался, как я, держался, как я. А когда я говорил с моими соучениками, часто повторял себе под нос каждое мое слово, пока другие мальчики криком не прогоняли его прочь. Сознавай я природу и силу его поклонения, я, возможно, был бы к нему добрее, но братья часто ссорятся, даже дерутся — тут уж ничего не поделаешь.

— Повзрослев, вы, безусловно, загладили прежние размолвки. — Марбери отвел взгляд. — Вы позаботились, чтобы ваш брат попал в число переводчиков.

— Мои успехи озлобляли его, — вздохнул Эндрюс. — Его огорчало мое высокое положение, моя близость к королю.

— Действительно, говорят, что вы для Якова то же, что Барли был для Елизаветы. — Марбери разглядывал высокую траву у своих сапог.

— Но довольно обо мне. Вы спрашивали о Роджере.

— Пожалуй, вы уже ответили, — пробормотал Марбери.

— Любопытно. — Доктор Эндрюс смерил Марбери взглядом. — Тогда, возможно, вы скажете мне, что намерены предпринять для воссоздания… как вы сказали? — полной Библии.

— Она должна включать в себя все, все новооткрытые книги, — мгновенно ответил Марбери. — Все древние тексты, если они подлинны согласно общему заключению переводчиков. Все ошибки, вплоть до самых мелких, должно исправить.

— Для чего? — Эндрюс сложил руки на груди. — Разве вы в целом не согласны с Епископской Библией?

— Дело не в моем согласии или…

— Так в чем же? — прервал его Эндрюс.

— Ну, — неловко ответил Марбери, — мы говорили о природе тела Христа. Утверждение, что оно было по преимуществу плотским и во плоти восстало из гроба, вызвало такое множество разногласий в ранней церкви…

— Но это основа христианской веры! — взревел, ошеломив Марбери, доктор Эндрюс. — Если бы мы не верили в воскресение плоти и крови, мы лишились бы чуда Причащения! В Библии ясно сказано: «Слово стало плотью». Слово и плоть нераздельны. Мы чтим и то и другое: чтим, принимая Плоть Его, чтобы Он уделил нам от своей благодати и истины.

— Я знаю… я слышал вашу проповедь о смысле евхаристии, — заикнулся было Марбери, пытаясь собраться с мыслями перед неизбежным грядущим гневом доктора Эндрюса.