Он отметил, что при воспоминании о завтраке скрипнул зубами, и постарался направить напряжение в другое русло – перенести его на руку, державшую портфель. Взглянул на часы: минута до назначенной встречи – как раз сколько нужно, чтобы прийти вовремя. Пунктуальность, любил повторять его отец, – половина хорошо сделанного дела. «А вторая половина, папа?» – спрашивал он, когда был ребенком.

«Мои ребята», – думал он, переходя улицу, зарывая негодование, да и другие эмоции, поглубже – на километры под свое сознание, что практиковал довольно часто.

Так их называл министр: «ребята». Алварес не мог не признать, что это название нравилось ему больше, чем «агентессы», как именовала их прежняя госпожа министр внутренних дел, ошибочно полагая, что это непременно женщины. Мало того, госпожа министр и слышать ничего не хотела ни о том, что «агентессы» могут совершать нечто несоответствующее или недостойное их пола, ни о том, что поставленные перед ними задачи предполагают ситуации, в которых не будут «гарантированы конституционные права» граждан. Как подозревал Алварес, эта сеньора полагала, что наживки – это не что иное, как «девушки 007»: доки в боевых единоборствах, шпионаже и гонках на спортивных авто. Он же, как обычно, ограничивался тем, что слушал ее, а также выкладывал ей на стол свои рапорты. За те двенадцать лет, что он занимал достойное и почетное кресло уполномоченного по связям Управления внутренних дел и так далее, он привык иметь дело с самыми абсурдными представлениями, которые очередной министр имел об этом мире. Представление о «ребятах» было далеко не самым худшим.

– Ну, как там ребята, Алварес? – спросил его на завтраке министр.

Алварес, пожимая плечами, выдал любимый ответ:

– Хорошо, господин министр. Распределены по участкам работы. – Это был идиотский ответ типа А. В обычных обстоятельствах другого и не требовалось, но сейчас собирались грозовые тучи, и он счел необходимым воспользоваться ответом типа Б, более изысканным: – Но мне думается, будет лучше, если вы зададите вопросы по каждому конкретному случаю…

– Слушай, раз уж ты сам этого коснулся… – вступил в разговор Разведка и выразил обеспокоенность фактом недавнего появления в Испании ячейки неоталибов. И заявил, что нужно срочно организовать какую-нибудь инфильтрацию в их ряды. «Кого-нибудь из „ребят“», – уточнил он.

Со своей стороны, глава Оперативного реагирования желал знать, что следует сообщить в Интерпол по поводу банды, которая занимается организацией «белой» проституции на побережье в Андалусии. Ее связи и ответвления наводили на подозрения о том, что это часть известной «советской» банды (он использовал профессиональный жаргон, – так обозначались все преступники из Восточной Европы). Нужны «две-три девочки». Он не стал уточнять, естественно, что девочек этих неизбежно должны похитить. Когда же очередь дошла до него самого, министр признался, что спит с делами мадридских Отравителя и Наблюдателя под подушкой, вернее, что эти двое ему спать спокойно не дают.

И все, закончив, взглянули на Алвареса.

Он рассказал, как именно были распределены «ребята» и что является приоритетом в каждом случае, не углубляясь в детали. «Вам детали – лишняя заноза в задницу, – думал он, – вам бы только резюме получать». Он оглядывал их по одному, бросая им кости комментариев и хорошо понимая, как мог бы их напугать, если бы сказал, что без крайней необходимости сам никогда не встречается ни с кем из «ребят». Что все вопросы он обсуждает с Падильей, и всегда – как можно дальше от театров. Что он выстроил высоченную стену между собой и наживками – точно так же, как политики выстроили стены между собой и Алваресом. «Потому что, быть может, кто-то и думает, что существуют такого рода люди, – предполагал он, – но ведь они же не работают в этой стране, в этом городе, бок о бок с тобой».

– Так что все заняты – расставляют сети, – подвел черту Алварес, вовремя припомнив, что слово «наживка» находится под строжайшим запретом в разговорах с высшими чинами испанской полиции, не исключая и ситуации «неформального» завтрака.

– Так-так-так. – Хорхе Мартос, министр, улыбаясь, поглаживал изрядно поседевшую бородку. Алварес покорно ждал: он знал, что Мартос использует прием всех политиков – трижды повторяет одно и то же слово с целью выиграть время. – Без сомнения, пора бы получить какой-то результат, а то смотришь на доклады наших людей – и плакать хочется. Последнее, что они предлагают в связи с делом убийцы проституток, – обратиться в суд за санкцией на проведение обыска в более чем полусотне жилых домов по всей провинции.

Министр никогда не называет его Наблюдателем, вспомнил Алварес, то есть прозвищем, которое ни один человек, не имевший отношения к Психологии, не был способен понять.

– Я им и говорю: «Послушайте, будем реалистами…»

– Какой абсурд! – отозвался Разведка.

– Смешно, – с задержкой на долю секунды сказал Алварес.

– Но я их понимаю, черт возьми, коль скоро surveillance[45] не дает ничего, ничего, ничего… – И нашим и вашим – обычная тактика министра в ходе дискуссий. – У нас десять вертолетов со сканерами слежения летают над Мадридом. А результат?.. Пять напрасных обысков в жилых домах. Поданные на нас судебные иски. Да и вообще все это влетает в копеечку.

– Исходная точка… – Алварес остановился, чтобы откашляться и сглотнуть мокроту, мешавшую говорить. – Прошу прощения… Исходная точка – в распоряжении преступника имеется большой двухуровневый подвал. Однако он, по-видимому, использует подавители сигналов последнего поколения плюс некую модель виртуального конвертера, позволяющего фальсифицировать местоположение дома. Наша новая система способна обнаружить это мудреное оборудование, но если, к примеру, он располагает новым F-SASAT, то есть активатором ложных спутниковых сигналов, в таком случае…

И, зачитывая данные и чувствуя неловкость в роли умного мальчика, Алварес думал: «А поместья? Мы их все позакрывали. Верно и то, что в работе с наживками использовались не совсем гуманные методы, особенно в том поместье, где руководил Женс, – здесь, в Мадриде… Да-да, все так, но… Сейчас не хватает хорошо подготовленных наживок, таких, какими в свое время были та же Бланко или та же Кабильдо. Мы наполовину сократили бюджет Психологии как по этическим, так и по экономическим причинам, и теперь… Чего же ты хочешь? Это все, что у нас есть, – 007, лицензия на убийство, да, вот что мы имеем…»

– Так-так-так. Все, стало быть, под контролем, – кивнул министр.

«„Все под контролем“, вот дерьмо собачье!» – подумал Алварес.

Когда завтрак закончился, он вспомнил, что этот урод даже не заикнулся об исчезнувшей с поля боя наживке, «Элисе Иглесиас», как назвал ее чувак из Оперативного реагирования – так, мимоходом, обращаясь только к Алваресу. Элиса Катедраль или Элиса Монастерио, как бы там ее ни звали, пожалуйста, давай не будем ее упоминать[46]. Ей было всего лишь восемнадцать, давил оперативник. Пожалуйста, давай не будем называть наживок, которые не достигли достойного упоминания возраста, не будем говорить о мальчиках и девочках. «Вы поднимаете шум до небес, когда вынуждены объясняться с французским посольством по поводу похищенной местным психом шестнадцатилетней студентки из Тулузы, но не желаете говорить о девчонках, которые работают у нас наживками…»