На следующий день после крушения Леваневский, добравшись до Ванкарема, послал в Москву знаменитую телеграмму: «Побежденным себя не считаю, готов снова к работе». Считать себя он мог кем угодно, но на 31 марта объективный итог был такой: теперь на Чукотке было три летчика – Куканов, Ляпидевский, Леваневский. Или четыре, если добавить к ним второго пилота Конкина. И ни одного самолета. Эвакуировать челюскинцев по-прежнему было не на чем.

Назовем вещи своими именами: полет Леваневского сквозь снежный шторм был совершенно безрассудным, хотя, возможно, он неправильно оценил ситуацию по недостатку арктического опыта. Поступок скорее заслуживал наказания, чем поощрения. Для сравнения: позднее Маврикий Слепнев, вылетая с Аляски, трижды поворачивал обратно, столкнувшись с плохой погодой за Беринговым проливом, и без сомнений возвращался. Перелетев пролив, Слепнев первым делом сел в Уэлене.

Слепнев: «…благоразумие требовало не спешить. На севере надо избегать слишком большой торопливости… Помните всегда, что на севере надо быть спокойным, не рвитесь там никуда и никогда сразу».

Почитатели Леваневского в качестве доказательства его заслуг часто приводят тот факт, что он доставил на Чукотку Георгия Ушакова. Ушаков был не просто руководителем делегации, надзирающим за двумя летчиками: он был послан на Север как Представитель Правительственной Комиссии по спасению челюскинцев. Фактически по приезде он становился главным начальником, его ранг был выше, чем у всех местных руководителей. Но выбросить столь высокое лицо на пустынный берег в 30 милях от места назначения, во время снежного бурана, при этом чуть его не убив, – все это очень условно можно назвать благополучной доставкой.

И еще один поворот сюжета: попав на Чукотку, хоть и без самолета, Сигизмунд Леваневский переходит в прямое и непосредственное подчинение к Федору Куканову, начальнику Чукотского авиаотряда. Полгода спустя Леваневский в своих воспоминаниях расскажет про своего командира (хотя и не называя фамилию), что ранее выгонял его из экипажа с характеристикой «лодырь изрядный». Обозвать лодырем летчика, проведшего на Севере тяжелейший сезон, когда ты сам разбил самолет в третьем же полете, – из ряда вон.

В спасательной операции первый проблеск надежды

Авария Леваневского создала новый драматический поворот в спасательной операции. Зрители во всем мире затаили дыхание. Правительственной комиссии в Москве было от чего расстраиваться, ведь в своих первых сообщениях она ставила задачу закончить эвакуацию к 1 марта. Теперь, спустя месяц после заявленного срока, 90 % челюскинцев по-прежнему остаются на льдине, и вывозить их нечем. Самолеты бьются, одни летчики исчезают, другие не могут пробиться сквозь непогоду. Но в своих новых сообщениях официальные лица продолжают излучать оптимизм.

«МОСКВА, 5 (ТАСС). В “Известиях” опубликована беседа с председателем дальневосточной чрезвычайной комиссии по оказанию помощи челюскинцам тов. Крутовым, который заявил, что сейчас приняты все меры к розыску звена Каманина.

Неудача Леваневского и группы Каманина не дает основания для пессимистических выпадов. Их сумеют заменить Слепнев, Галышев, Доронин и Водопьянов, а затем, если понадобится, – дирижабли, аэросани и самолет летчика Болотова».

Да, летчик Болотов со своим замечательным самолетом наконец-то доехал из Ленинграда до Тихого океана и теперь плывет где-то в море вместе с армадой дирижаблей и аэросаней. Несомненно, они спасут челюскинцев – если успеют.

«МОСКВА, 5 (ТАСС). Собкор “Известий” сообщает из Владивостока, что поиски Каманина, Молокова, Пивенштейна продолжаются. В залив Лаврентия – бухта Провидения – посланы нарты. Пилоту Куканову дано распоряжение при первой возможности вылететь на розыски летчиков».

Ремарка «при первой возможности» поистине замечательна. Потому что лететь пилоту Куканову совершенно не на чем, самолетов как не было, так и нет. Есть разве что слабосильный У-2 с неработающим мотором, что стоит в Уэлене, – про него часто вспоминают в газетах, но на нем никто не летает. А площадь Чукотки составляет сотни тысяч квадратных километров.

Возвращаясь в реальность: 31 марта пилот Куканов вместе с пилотом Ляпидевским на собаках подъезжает к Уэлену. Ушаков в Ванкареме взял власть в свои руки и радирует Слепневу в Ном распоряжение вылетать, как только позволит погода. При этом он приказывает загрузить самолет по максимуму собачьим кормом, примусами и одеждой, из чего Слепнев делает вывод, что готовится эвакуация на собаках. 31 марта Слепнев вылетает дважды, но оба раза возвращается из-за плохой погоды на чукотском берегу. Окончательно останавливается он в городке Теллер, расположенном немного ближе к Уэлену, чем Ном. Кстати, в своих воспоминаниях Слепнев как бы невзначай отмечает, что, когда он взлетал первый раз, кроме него на аэродроме стояло еще три американских самолета с работающими двигателями.

Вернемся на несколько дней назад, посмотрим на пропавшую группу Каманина. 28 марта она вылетела из Анадыря прямо в Ванкарем. При подлете к горам летчики натыкаются на сплошной снегопад и отсутствие видимости. Каманин в первый раз за время экспедиции проявляет осмотрительность и приказывает садиться в заливе Креста, возле стойбища Кайнергин (так его называют участники, хотя правильное название – Конергино). Действительно, лететь через горный хребет неизвестной высоты в нулевую видимость было бы верхом безрассудства. С момента посадки в Конергино Каманин начинает советоваться с Молоковым. Командирская фанаберия сменяется уважением к опыту. Конергино находится почти на полпути между Анадырем и Ванкаремом, до цели остается всего 250 км, но начинается очередной буран, который бушует до 1 апреля.

2 апреля в группе происходит несколько загадочных событий, которые интересно рассмотреть подробней.

В тот день группа снова пытается пробиться в Ванкарем напрямую, но горы опять оказываются закрыты непроницаемой облачностью. Тем не менее они час летят в сторону гор, и только убедившись, что видимости нет, Каманин приказывает поворачивать обратно. Возникает первый вопрос – они разве не видели, что горы закрыты? Зачем они все же летели? Час туда и час обратно – на этот полет они истратили бензина на два часа. Приземляются они в том же стойбище Конергино и устраивают большое совещание. Первым делом считают оставшийся бензин – его хватит на два-три часа полета. После этого они начинают всерьез обсуждать, не полететь ли в Ванкарем «напрямую» в третий раз. Очевидно, что теперь это билет в один конец: в случае неудачи у них не хватит топлива, чтобы вернуться обратно. В лучшем случае они застрянут в дикой глуши без связи с внешним миром. Это очевидно безрассудно, тем не менее вариант всерьез рассматривается.

Конечно, наиболее безопасно вернуться за топливом в Анадырь. Но они явно не хотят этого делать. Воспоминания всех участников совещания, с одной стороны, удивительно похожи друг на друга, с другой – поразительно запутанны и неопределенны. Они на что-то туманно намекают. Смотрим, например, ранние воспоминания Каманина: