Божью помощь, не хватало. Казалось, Орден одерживает победу, его отряды, с правой стороны погнавшись за Литвой, окружали уже войско. Тревога охватила тех, кто находился при короле.

Под большой хоругвью, как стена, стояли товарищи Завиши Чёрного и Зиндрама; здесь было сердце всех: здесь либо могла возродиться ещё надежда, либо зародиться отчаяние. В тот момент, когда король и стоящие при нём обратили взор на большую хоругвь, которую нёс краковский хорунджий Марцин из Вроцимовиц, она изогнулась, пошатнулась, свернулась и исчезла. Стон послышался в королевском кортеже. На небольшом расстоянии, как бы триумфующая, развевалась великолепная хоругвь магистра с чёрным и золотым крестом.

Когда Ягайло закрыл глаза, дабы не видеть этот позор, вскоре послышался крик; открыл их и снова узрел краковский флажок, поднятый над рыцарскими шлемами. Та кучка, которая стояла около хоругви, словно временной её потерей разогретая к новому усилию, бросилась с безудержной силой к стоящим напротив крестоносцам. Через минуту толкались доспехи и груди, ломались отряды и гнулись ряды, пока белые плащи не начали падать и уходить. Хоругвь магистра повергли, флажок Ягайлы уже преследовал убегающих. Остаток войск, разогретый примером, с криком давил крестоносцев, теряющих сердца и головы. Победа наклонилась на сторону Ягайлы.

Как раз в эти минуты те, что преследовали уходящую Литву, начали возвращаться с пленниками, добычей и победными песнями, приходя на поле, когда остатки войск беспорядочно отступали. Таким образом, им пришлость бросить своих пленных и табор, спеша на помощь братьям.

Ненадолго чешские наёмные полки и немецкие гости остановили погоню и продолжили борьбу… снова судьба битвы казалось неопределённой.

Ягайло смотрел. Неоднократно, нетерпеливый, он срывался в бой и хотел идти с другими, бездействие его мучило; кричал и, на месте мучая своего коня, распихивая людей, напрасно хотел разделить судьбы армии. Придворные хватали коня и заступали ему дорогу.

Жестокая битва ещё продолжалась в долине, когда шестнадцать крестоносных хоругвей, стоящих сбоку и не принимающих участия в битве, вдруг растянулись и часть их, заметив королевский кортеж на холме, направилась к тому месту. Было очевидно, что они знали о Ягайле и хотели его схватить.

Обратив на это внимание, король крикнул Збышку из Олесницы:

– Беги за надворной хоругвью, пусть скачет, и живо, всё же и мы бездействовать не будем!

Эта хоругвь стояла поблизости для приказа короля.

Збышек подбежал, призывая их, чтобы шли защищать Ягайлу, когда ему настречу выскочил из рядов Николай Келбаса Наленч с передней стражей и даже меч на него поднял.

– Ты слепой что ли! – крикнул на него. – Всё-таки неприятель прямо на нас идёт, а ты хочешь, чтобы мы, бросив битву, бежали короля охранять? Сумасшедший! Прочь! А то было бы позорное бегство с поля! Этого король не может хотеть. Возвращайся откуда пришёл, пока цел!

Збышек, который уже было влетел в центр хоругви, вытолкнутый и обруганный, должен был отступить назад и развернуться. Но прежде чем это произошло, в долине до остатка коронные хоругви крестоносцев смяли и гнали с поля.

– Наисветлейший пане!! – воскликнул Збышек, возвращаясь. – Всё рыцарство занято битвой, никто уже слушать не хочет; другие готовятся к близкой битве; напрасно давать приказы. К другим хоругвиям незачем бегать, так как в шуме и суматохе никто не услышит сигнала и никто его не послушает. Не знаю, что предпринять с этим.

Король нахмурился от слов Збышка, но не было совета; для безопасности сейчас, чтобы глаза не опускать, приказали маленький флажок, который был развёрнут, снять и спрятать. Люди стояли, готовые на всё. Личная охрана окружила короля конями и собой, желая его закрыть от глаз, ведь шлем и доспехи его выдали, а крестоносцы тоже хорошо знали Ягайлу, так, что по его фигуре могли догадаться.

Гораздо хуже было с самим королём, который был недоволен этой неволей, вырывался всё больше, хватался за своё копьё, пришпоривал коня, чтобы прорваться сквозь людей, а чем была ближе битва, тем больше гневался.

Чех Золава, видя это и постоянно чувствуя, что король вырвется и пустится, схватил за поводья, удерживая краснокоричневого, пока нетерпеливый Ягайло не толкнул его концом рогатины.

– Пусти, дьявол, – крикнул он, – отпускай, ибо я должен идти!

И он ускользнул бы, если бы все вместе не начали просить и умолять, чтобы он жизнь свою ценил. Князья Земовит и Корибут стояли перед королём.

– Бей, король, а хоть бы и убить хотел, не пустим тебя.

Другие повторили то же; король, ворча, остыл от гнева, хоть сначала было поднял руку, как бы хотел применить силу.

Когда это происходило в кучке с личной охраной, из близко сражающихся рядов вырвался немец, опоясанный золотым рыцарским поясом, в белой юбке, весь покрытый доспехами, из-под большой прусской хоругви, и пустился на холм, прямо на короля.

Он сидел на храбром буланом коне, уже покрытом пеной и окровавленном; он пригнулся в седле, взял к боку копьё и мчался. Его лишь заметили уже подбегающего.

Эти шестнадцать хоругвей стояли неподалёку, смотря, равно как войска, которые были ближе, и увидев опасность, в какой был король, даже бой на время перенесли.

Ягайло тоже поднял копьё и стал, неподвижный, напротив, приказав своим уступить, довольный, что в конце концов померится силой с неприятелем.

Збышек из Олесницы как раз стоял сбоку, но как писарь, почти безоружный, схватил только кусок сломанного древка на поле боя и держал это в руке; но, не будучи в состоянии допустить, чтобы на короля какой-то бедный слуга смел броситься, когда тот уже собирался кинуть в Ягайлу копьё, со стороны его этим древком со всей силой ударил и свалил с седла. Упало с лица забрало от шлема, когда скатился, а Ягайло, копьём в самую голову его поразив, ранил, не желая добивать.

Но прежде чем он собирался закричать, чтобы ему даровали жизнь, подбежала стража и в мгновении ока засекла на смерть смельчака.

Пешая челядь оттащила труп, дабы в стороне содрать с него доспехи и одежду.

Збышек стоял скромно сбоку, хоть спас жизнь королю, словно ничего не сделав, и только стыдясь своей горячности, когда другие из кортежа начали его хвалить и превозносить. Ягайло, который его всегда очень любил и издавна имел при себе, сказал также, улыбаясь:

– Вам принадлежит рыцарский пояс, а видит Бог, и что-то больше от меня, о чём не забуду!

Но Збышек поклонился и изрёк:

– Наисветлейший пане! Я к Христовым солдатам хочу принадлежать, не к тем, что сражаются за мирских панов.

– Ты выбрал себе лучшую участь! – отозвался Ягайло. – Но где-нибудь тебя найду, помнить о вас буду!

Едва тот нападающий, который