– Как я тебя найду? – спросил я, чтобы уйти от неприятной темы. – Спрошу первого встречного, где Хлюст?

– Спросишь в кадрах, где Хлюстиков. Это фамилия, от нее и прозвище. А ты что думал?

Я сказал ему, что я думал.

– А без хитрости тоже нельзя, – не обиделся Хлюст. – Не нае…шь – не проживешь, даже в Корпорации. Зарываться только не надо. Но я не о том… Обещаешь, что не станешь дергаться раньше времени?

Я вздохнул.

– Так обещаешь или нет?

– Ну обещаю… На что тебе обещание шпиона и диверсанта, хотел бы я знать.

В ответ он только хмыкнул:

– Может, для коллекции…

Следующий день прошел под знаком общего нетерпения. Кое-кого Хлюсту приходилось понукать, дабы зачуханные не расслаблялись прежде времени; другие сами выкладывались напоследок, не боясь надорваться. Рысаки на финише. И я тоже скакал к финишу, угрюмо подбирая сокровища Грыжи-Клондайка, впервые радуясь привычной тупости, поселившейся в голове, и был, пожалуй, единственным, кого не было нужды ни подгонять, ни притормаживать. Я шел не к сегодняшнему финишу, а к своему личному – и какая мне разница, где я найду его, вернее, где он найдет меня, когда я упаду и не встану? Возможно, Хлюст и не врал, но мне не дожить…

Я вышел проводить их и смотрел, как они один за другим скрываются в Кошачьем Лазе. На прощание Хлюст помахал мне рукой, и Лаз закрылся.

А чего же я еще ждал?

Короткий путь от Лаза до купола вымотал меня вдрызг. Что за жизнь такая? Из тюрьмы в тюрьму, причем без всякого суда. Много мне радости от того, что Грыжа не тюрьма, а каторга?

Наверное, Стерляжий полагает, что я должен радоваться уже тому, что жив.

Он ошибается.

Хватит. Хватит горбатиться на Корпорацию. Лучше сдохнуть, тем более что это ждет меня в любом случае и очень скоро.

Снилась мне кукла Аграфена, из которой вовсю лезли пятнистые пиявки. Очень скоро кукла оказалась погребена под их копошащейся кучей, а потом они, дружно извиваясь, потекли ко мне. Само собой разумеется, я был не в силах двинуть ни рукой, ни ногой, и даже кричать не мог, хотя уже догадался о намерении этих гадин заползти ко мне вовнутрь и превратить меня не в меня, а в кого-то другого.

Лучше мучиться от бессонницы, чем от кошмаров. А еще лучше загонять себя до того, чтобы спать без снов. Как ни ныли мышцы и суставы, я вышел на промысел. Да, еще вчера я намеревался бездельничать, можете не напоминать, сам знаю. Да, еды, воды и воздуха с гарантией хватило бы мне минимум на два дня. Все верно. И что с того? Отстаньте от меня; что хочу, то и делаю. Хочу – лежу, хочу – делаю моцион. Не моя вина, что глупо гулять по Грыже просто так, рассеянно пиная валяющиеся под ногами самородки.

Едва-едва начинался рассвет. Первыми растворились в светлеющем небе призрачные пятна туманностей, затем понемногу померкли и звезды. Яростный солнечный диск был готов вот-вот взмыть над холмами вертикально, как воздушный шар в штиль, и тогда он начнет печь, и станут шустрыми, растаяв, твердые шарики ртути, и растают целые ртутные лужи… Роса, так сказать. Ртутная роса Грыжи. Кто может похвастать тем, что на рассвете бегал по такой росе? Только не я – не могу я здесь бегать. Бреду кое-как, и то ладно. К тому же по росе полагается бегать босиком.

Уйти бы куда глаза глядят и не видеть больше купола… Нет, снять с себя шлем по-прежнему выше моих сил, но кто может помешать мне уйти так далеко, чтобы не хватило воздуху вернуться? Чем плох способ Мартина Идена?

Это надо было обдумать. А пока я набил набрюшник металлом и поплелся к Лазу. Рефлекс, тупой рефлекс. Лошадь, всю жизнь вертевшая колесо, только и умеет, что ходить кругами.

Я протащился мимо купола – и замер, выпятив платиновый живот. Из жерла Кошачьего Лаза высовывался человек в скафандре, похожий на обрубок, – одна половина тут, другая за полвселенной отсюда – и нетерпеливо манил меня рукой.

ФИГАРО. А если я лучше своей репутации?

Бомарше

Если вы полагаете, что я гордо отказался от приглашения проследовать в Лаз, то вы сильно ошибаетесь. Упрямая гордость, как и глупость, имеет свои пределы – превышать их, конечно, можно, но тогда нечего обижаться, если тебя назовут дураком, а не разумным человеком, и не только назовут, но и будут относиться соответственно. На дураках воду возят. На очень больших дураках возят платину.

Все происходило точно так же, как в прошлый раз, только в обратной последовательности. Нацеленное оружие, команды сделать то-то и то-то (непременно медленно), щелчки древних тумблеров, вой воздушных насосов, низкий металлический гул, короткий путь до каморки, приказ снять скафандр, щелчок замка, одиночество.

Впрочем, одиночество недолгое и, пожалуй, радостное. Как легко! Я хохотал. Я скакал между полом и потолком, как пьяный гиббон. Я показывал язык подлюке-судьбе, пока не прикусил его при очередном прыжке. Не надо смеяться: когда ваш вес уменьшится в двенадцать раз, я сильно удивлюсь, если вам не захочется немного побыть гиббоном, хоть и в клетке. Легкость! Ни с чем не сравнимая легкость! Я живу, и жизнь моя прекрасна!

Щелкнул замок. Балетной походкой вошли Стерляжий и Аскольд.

– Набесился? После Клондайка все резвятся, как котята. Вытяни руки.

– Опять наручники? – поинтересовался я, стремительно теряя хорошее расположение духа. Зато настроение Стерляжего было, по-моему, лучше некуда.

– Опять. И не глупи, не то придется тебя обездвижить.

Я вытянул руки. Мелькнула шальная, но в чем-то и здравая мысль: если повезет увернуться от иглы, мне, пожалуй, не составит большого труда переломать им кости. Привычка к двойной тяжести чего-нибудь да стоит.

Ну допустим… А потом?

Тут на моих запястьях защелкнулись браслеты, и думать стало не о чем.

– Умница, – похвалил Стерляжий. – Сообразительный. Не беспокойся, жить ты будешь…

– Как сказать, – многозначительно проговорил Аскольд.

Стерляжий покосился в его сторону и сказал спокойно:

– А ты заткнись.

Я шел между ними, как добропорядочный конвоируемый, но идти было трудно – я то и дело норовил взмыть под потолок. К счастью, идти пришлось всего ничего. Я и раньше знал, что лунная станция очень невелика, куда меньше «Грифа». Для того чтобы надежно укрыть Кошачий Лаз, не требуется возводить громадные хоромы. Другое дело, если бы Корпорация всерьез занималась исследованием Луны, – но она им, по-видимому, не занималась. Что взять с купцов? На поверхности нашего спутника нет тяжелых металлов, а безумно дорогой лунный реголит вообще не товар – не успеешь открыть торговлю, как отпускная цена упадет до уровня себестоимости. Платина хотя бы находит применение в технике, а лунные булыжники всегда только булыжники и ничего более.