Я тут же вспомнил антенну на доме у егеря.

– Это вот, – Юра указал на аппарат посреди комнаты. – Блок нашей электролопаты.

Он с удовольствием вобрал в себя наше с доктором удивление и засмеялся:

– Наши так ее прозвали. На самом деле наша электролопата – это звуковая пушка. Колебания определенной частоты дробят землю почище любого экскаватора. Спросите, куда деваем землю? Загляните ка-сюда.

Он подошёл к дальней стене, потянул за какую-то ручку и оказалась что вся стена – это огромная сдвижная дверь. За ней стояло нечто напоминающий большой, в человеческий рост, пылесос. Рядом лежали толстенные шахтные рукава.

– Догадались? – подмигнул нам Гаринов. – Вот этой штукой мы просто выдуваем землю наверх.

Открылась и тайна зловещих курганов, о которой вскользну упоминал кто-то из пациентов дока.

– Кстати, видите вот эту схемку на стене? Вон там, над настольной лампой.

К деревянному щиту был пришпилен большой бумажный лист, на котором был начерчен круг, разделённый внутри на части различного размера. Каждая часть была пронумерована, а на свободном от рисунка части листа была дана их расшифровка. Это оказался план Юриной лаборатории (теперь мне все это не казалось базой).

– Круговая планировка очень удобна, -пояснил Гаринов. – Вот, например, вот эта комнатка в центре – та самая, с люками. И раз я рассказал вам про наш звуковой бур, то стоит объяснить зачем она, эта комнатка.

Юра отошёл от верстака, немного прошёлся глядя себе под ноги, словно актёр, готовящийся войти в роль. Гаринов неожиданно стал серьёзен, в голосе появилась небольшая хрипотца, но скорее от уверенности, чем от волнения.

– Этим буром мы добираемся то нефтенесущих слоёв. И вы, наверное, думаете, что мы качаем эту, так называемую, чёрную кровь земли для каких-то своих целей. Нет, – он обвёл нас внимательным взглядом. – Мы наоборот оставляем ее там навсегда.

Видя наше непонимание, пояснил:

– Мы делаем ее ненужной.

В воздухе повисал пауза. Док хмурился, мои же шестеренки или шарики, или что там у меня в голове крутились так быстро, что я за ними не поспевал. Что все это значит?

– Как оказалось, что если воздействовать на нефть особым резонатором, то изменяются свойства этой жидкости, меняются качественные характеристики. Эти резонаторы как раз и опущены в те скважины в зале. Технически – это уже не нефть. И добывать ее нет никакой надобности. А значит – нужно готовиться жить без неё. Novus ordo seclorum – новый порядок веков.

– Но… – я был обескуражен. – Юра, зачем? Это же… твоя страна. Вот кстати откуда проблемы на буровых…

– Причины, друг мой Митт, – усмехнулся Юра, снова подошёл верстаку и прислонился к нему, – я понял у тебя на родине, в США.

В университете Юра Гаринов подавал большие надежды. Профессора души в нем не чаяли, организовывали ему поездки на заграничные симпозиумы. Правда, в основном в качестве наблюдателя, ибо снобизм ученых мужей того времени не принял бы двадцатилетнего парня на равных. Парню одинаково хорошо давались все дисциплины, даже гуманитарные, вроде философии, но блистал студент Гаринов в области электричества.

Новая перспективная область науки. Простой обыватель видел в этом замену свечей и масляных ламп на провода, Юра же видел в этом силу, которая может все. Со всем неистовством, присущем такому возрасту, он поглощал знания, чтобы потом создавать новые. Хорошо выспаться, вкусно поесть, подумать о новом костюме – таких понятий он просто не понимал. Если бы не вредный организм, то и вовсе бы отказался от всех этих времязатратных занятий.

Как-то раз приехал в Юрин университет профессор аж из самой Северной Америки. Пообщался с коллегами-учеными, те в свою очередь указали ему на Юру. Американец был не из чванливых, пообщался с парнем, порасспросил. Затем вернувшись к русским коллегам, попросил дать ему молодого человека на стажировку. Мол, талант такой, надо ему всю научную панораму показать, а не только русскую. Нет, вы не подумайте, господа почтеннейшие профессора, не выгоды ради. Поработает паренёк в лаборатории и вернётся назад. Все исключительно в интересах науки. Нехорошо было молодого проспекта вот так вот отпускать, да еще в государство известное своими амбициозными проектами, на которые деньги не жалелись. Кто кляузу напишет – можно и мантию потерять. Сжалились, однако, ученые мужи над молодым дарованием, отпустили. Может потому что, империя на тот момент не выглядела лучшей платформой для старта такого ума, а может просто верили в него.

По приезду в США хитрый профессор буквально через неделю отвёл парня в компанию Дженерал Электрик, в которой царствовал Томас Эдисон. Расчёт был хороший – у Эдисона самые современные лаборатории. Для перспективных сотрудников компания делала все, чтобы те и не помышляли о другом месте работы – большие заработки без оглядки на возраст и опыт, обеспечение жильем, автомобилем, спортзалом. В общем – статусом. Был ли этот американский профессор истинным патриотом своей страны, или рекрутом, получавшим от Эдисона процент – останется загадкой. Эффект оправдался. Юра был в восторге от работы. Окунулся в неё с головой. Можно было закончить историю на этом, но спустя несколько лет, уже инженер Гаринов, возвращается в Россию. Совсем в другую страну, а не ту, из которой уезжал.

Оказалось, что помимо научных вихрей в голове, в сердце молодого человека бушевали еще и волны. Он переживал за свою Родину. Много времени Юра потратил, чтобы его просто заметили. Вся страна бурлила, все чем-то занимались. Многие просто выживали, другие пытались получить себе место в новой жизни. Своих наставников Гаринов найти не смог и все пришлось делать самому. Первые годы жизнь молодого специалиста напоминала мяч для игры в американский футбол – его постоянно перекидывали с должности на должность, с завода на фабрику и обратно. Юра не гнушался никакой работы – настраивал производственные линии, водозаборные станции, электрические обеспечение, ибо слово «электрификация» звучало в те годы почти священно. В конце концов, забросило уже опытного инженера силовых установок в самую глушь Советского Союза, где уже тысячелетиями природа собирала и хранила нефть.

– И вот работаю я, Митя, работаю. Света белого не вижу и совсем об этом не думаю. В голове стоит американская картинка: чистые красивые улицы, даже в маленьком городе, электрическое освещение, магазины. Современные заводы производят все что нужно, ведь ресурсы есть почти что любые. И всем этим благом пользуются люди, от простых работяг до руководителей. Я тогда не думал коммунизм это или нет, – Юра прервался, словно заново переживая воспоминания. – И вот однажды снисходит на меня озарение. Я вдруг понимаю, что своими руками веду страну не туда.

Я не задавал лишних вопросов, понимая, что нужно дать ему выговорится.

– Ведь будучи в Америке я увидел, насколько люди становятся зависимыми от удобств. Как компания Эдисона стремится им этот комфорт улучшить. Я тогда как думал – благое дело. И мы, изобретатели, зарабатываем, и людям на пользу. Но только все больше мне начинало казаться, что услуга эта – медвежья, – Гаринов смотрел прямо перед собой, не мигая. – Тут Депрессия еще началась. Подумалось – как вообще человек может остаться без работы? Неужели уже все дела сделаны? Есть запас еды на тысячу лет вперед? Все обеспечены кровом? Я стал замечать то, чего не видел раньше. Комфорт стал средством манипуляции. Автоматизация заводов ведет к тому, что самым важным станет сырье, а не человеческий труд за ним. Я уже молчу про политику. Стоит кому-то сказать, что нехватка ресурсов угрожает нашей целостности, что без них остановятся заводы, перестанут ездить машины и вам, граждане, придется вновь очень много работать – и все. Народ поддержит любое действие, вплоть до войны. А еще позже людям будет все равно, откуда их страна черпает нужный ресурс – уничтожая природу или другую страну. Все будут это знать, но молчать, лишь бы кардинально не менять жизнь. И это страшно, Митя.