Все это крепко связывало Кэтрин и Хью, однако ничего не стоило в глазах закона и Церкви, ни к чему не обязывало и ни от чего не защищало. Оба они знали, хотя пытались не думать о том, что каждый день приближает их к неминуемой развязке, за которой последует неизбежная кара.

— Мне пора, — шепнула Кэтрин, смягчая жестокость слов нежностью поцелуев.

Хью прижал ее к себе, в глазах у него застыло странное выражение, губы словно порывались что-то произнести и не смели. Ему хотелось сказать, как он ее любит, но по всем законам Божьим и человеческим именно этого он и не мог себе позволить, а потому лежал, молча уставившись в потолок, лишь крепче прижимая к себе женщину, которая стала ему дороже всех на свете. Угадав настроение любимого, Кэтрин тоже не двигалась, пока не услышала легкий вздох и всего два слова:

— Еще минуту.

Лучше бы она вообще не уходила, но, увы, скоро наступит рассвет, время расставания.

Иногда им случалось уснуть, не разжимая объятий, но сон был неглубоким, оба помнили, что ночь слишком быстротечна, через несколько часов их могут хватиться. Наутро у каждого начиналась своя жизнь, а если они встречались в большом зале или внутреннем дворе, то старательно отводили глаза, чтобы кто-нибудь случайно не заметил горящего в них желания.

«Уильям скоро проснется», — подумала Кэтрин, но даже мысль о сыне не вырвала ее из объятий Хью.

Сейчас взрослый мужчина нуждался в ней больше, чем мальчик. Почувствовав набегающие слезы, она попыталась сдержаться, но в этот момент Хью повернул голову, и при виде его несчастного лица Кэтрин потеряла самообладание и заплакала.

— Господи! — простонал он и отвернулся, словно защищая ее от своего взгляда. — Не плачь, любовь моя.

— Я ни о чем не жалею, — пролепетала Кэтрин сквозь рыдания и уткнулась ему в грудь.

А Хью, глядя на возлюбленную, так естественно предававшуюся горю, думал, что сам Господь создал их друг для друга. Кэтрин была именно такой, какой представлялась ему жена, возлюбленная, спутница жизни. И хотя восточное окно комнаты уже порозовело, он не мог отказать себе в удовольствии напоследок еще раз крепко обнять любимую. Пройдет всего несколько часов, и на него опять навалятся многочисленные заботы лэрда, ему нужно посетить западные долины, самую удаленную точку Ненвернесса, потолковать с местными фермерами, чтобы предоставить им выбор — примкнуть к восстанию или отступить. В случае поражения эти люди не только погибнут сами, но и поставят под угрозу семьи, дома. Если же они не присоединятся к мятежным кланам, под угрозой окажется Шотландия. Да, выбор нелегкий.

Не труднее и не легче того, какой в свое время стоял перед ним.

Он его уже сделал, причем давно, в тот день, когда встретился с Кэтрин. И все же как ни восхитительно было первое свидание, как ни романтичны и страстны все последующие, это не оправдывало их отношений.

Возможно, Кэтрин еще до конца не понимает опасности. Вряд ли в замке найдутся люди, знающие о существовании тайной комнаты, которую Хью и Кэтрин избрали для любовных утех, но рано или поздно это станет известным, а лэрду не хотелось, чтобы его возлюбленную кто-нибудь назвал шлюхой, чтобы от их преступной страсти пострадал маленький Уильям, да и вина перед Сарой постоянно тяготила его. Нельзя забывать и о других возможных последствиях. Не исключено, что Кэтрин уже носит плод их союза, которому будет уготована незавидная участь незаконнорожденного.

Нет, им больше нельзя встречаться. Отныне никаких свиданий, никаких объятий, никаких поцелуев. Может, он уговорит Кэтрин переехать с сыном в Инвернесс или Эдинбург и постарается, чтобы им там было удобно. Надо поскорее объявить ей о своем решении, лучше сегодня же вечером.

Для нее он сделает все что угодно, даже вырвет сердце из груди. Хотя оно и так уже принадлежит ей…

— Ты предпочла стать девкой лэрда, а не моей женой?

Вопрос был задан негромко, но по истерзанным нервам Кэтрин он ударил, как из пушки. Резко обернувшись, она увидела Йена.

Он подошел ближе, внимательно глядя на нее. Платье скромное, как и подобает вдове, только губы припухли от поцелуев, щеки горят румянцем, подбородок слегка порозовел, вероятно, ободран щетиной, и хотя она пытается опустить глаза, ей не скрыть их блеска.

«Он любит ее на славу, наш доблестный лэрд. Впрочем, ему в любом деле нет равных».

— А я бы лелеял тебя, Кэтрин, — мечтательно и грустно продолжал Йен. — Если бы мы поженились, ты сейчас не кралась бы воровкой по темному коридору. Или тебе это больше по душе?

— Ты не понимаешь… — начала она и тут же умолкла, повинуясь нетерпеливому жесту могучего шотландца.

— Не пытайся оправдать свой грех речами или разжалобить меня. У лэрда есть жена, и, если он об этом забыл, ты-то должна помнить.

— Йен!..

Он молча повернулся и зашагал прочь, опустив голову. Кэтрин ни разу не видела своего поклонника таким подавленным, а главное, он не захотел выслушать ее, не захотел понять.

— Распутница. Шлюха. Блудница.

Кэтрин резко обернулась. В дверях стоял голый до пояса Хью. Нежная улыбка странно контрастировала с омерзительными ругательствами, которые он произнес.

— Вот и началось, Кэтрин.

— Йен будет молчать, — возразила она, избегая смотреть лэрду в глаза. Они легко читали в ее душе, отвлекали мысли от всего, кроме чувства, перед ними она беспомощна.

— Из гордости, возможно. А как быть с прачкой? Рано или поздно она шепнет служанке, что простыни в комнате, где давно никто не живет, почему-то вдруг стали грязными. Кухарка доложит Мэри, что твой ужин остался нетронутым, а из погреба исчезла лишняя бутылка вина. Еще кто-нибудь обратит внимание на свет в пустой комнате и заметит, как старательно мы избегаем друг друга. Все это — вопрос времени, Кэтрин, и не я пострадаю, когда тайное станет явным.

— Мне наплевать, что скажет кухарка, служанка, прачка, Мэри или Молли. Даже Йен.

— Сейчас ты тоже говоришь из гордости. Распутство для тебя внове, ты воспринимаешь его как игру.

— Для меня это не игра, Хью.

Оскорбленная Кэтрин сию минуту последовала бы за Йеном, если бы лэрд не схватил ее за руку. Она чувствовала его тепло, могла бы с закрытыми глазами описать каждую линию его тела, настолько оно знакомо. Ей бы следовало поскорее уйти, а не воспламеняться от его прикосновения, но горячее дыхание Хью у самого ее виска действовало на нее словно колдовское зелье, лишив дара речи и способности двигаться.

— Мы покончим с этим немедленно, пока ты не пострадала за наш общий грех.

Это прозвучало грубо, однако не в его власти было смягчить удар.

Услышав жестокие слова, Кэтрин покачнулась и тут же энергично тряхнула головой, отметая возможность подобного исхода.

— Именно так, — неумолимо подтвердил Хью.

— Неужели я тебе наскучила?