Я оглядываю маленькую, затхлую, запертую комнату. Прямую противоположность шику. Свободе.

Из мыслей меня вырывает шорох вставляемой в печатную машинку бумаги. Этот звук – насмешка, угроза. И все же это шанс. Я подползаю к двери и слушаю стук клавиш. Короткие удары, как выстрелы. Под дверь просовывают листок. Я проделываю обычные акробатические выверты, чтобы подтянуть ее к себе ногами.

«Зачем второй брак?

Почему не завести любовника, как все остальные?»

Я обдумываю вопрос, его формулировку. На кого это похоже? Даана? Кто бы его задал? Марк? Но я понимаю, что сейчас важнее ответить на вопрос, поддержать разговор. Так я с наибольшей вероятностью добъюсь разрешения ситуации. Я могу подумать, кто именно написал эти записки, наедине с собой. Я открываю рот, но голос надламывается. Не знаю, с чего начать. Слова застревают в горле. Я устала, обезвожена, но не в этом проблема. Слова, которые я так долго проглатывала, должны выбраться наружу. Раньше мое выживание зависело от моего молчания. Теперь мне кажется, оно зависит от моих слов. Правда, неприятная Марку, может смягчить Даана – но осмелюсь ли я рискнуть и высказать ее? Я могу доставить больше боли, больше злости в зависимости от того, кто находится по ту сторону двери.

Люди все время говорят о ценности правды. Ее значимости. Они преследуют ее, как эликсир вечной молодости, словно она жизненно важна. Это не так. Просто не так. Зачастую правда жестокая, поэтому большинство из нас избегают озвучивать ее большую часть времени. Правда регулярно пугала меня больше лижи. Нераскрытая ложь защищает людей. Ложь может быть тихой, не жестокой.

Хотите правду?

Я не смогла уйти от него.

Каждый раз, когда телефон вибрировал от нового сообщения или письма, он словно дергал за веревку, связывающую нас. Притягивал меня к себе. Каждый моральный принцип, по которому я жила, говорил мне не отвечать. И все же я это делала. Рациональность настаивала, чтобы я попросту перестала ходить к нему домой, перестала соглашаться на свидания, и все же я этого не сделала. И инстинкты, обычно отвечающие за мое самосохранение, требовали, чтобы я не приходила в ЗАГС, но что-то превозмогло все это. Желание? Похоть? Любовь? Не знаю. Я не смогла сдержаться.

Он для меня как наркотик.

– Я не планировала действительно выходить замуж во второй раз, – осторожно признаюсь я. Даже когда я позволила Даану надеть помолвочное кольцо мне на палец, это казалось мне невозможным, игрой. Извращенной игрой, наверное, но в которую мне все равно хотелось сыграть, которую не хватало сил бросить. – Я думала, мы поссоримся и расстанемся. – Мы иногда ссорились, но это было лишь прелюдией к страстному примирению, мы притягивались друг к другу, как металлическая стружка к магниту. – Я думала, смогу исчезнуть перед свадьбой. Пропасть без объяснений это трусость, знаю. Это жестоко. Но я думала, что хотя бы на это у меня хватит сил.

Я знала, что Даан не смог бы меня отыскать, выследить. Я могла исчезнуть из его мира и он никогда бы не смог найти Кэй Гиллингэм. У этого имени не было бумажного следа. И он никогда бы не обнаружил Ли Флетчер, потому что не знал о ее существовании.

– Каждый день я просыпаюсь, зная, что рано или поздно должна была все отозвать, уйти. – Мне нужно было раствориться в своей старой, настоящей жизни. Я увлеклась, желая невозможного. Но Господи, как же я хотела невозможного. Я хотела их обоих.

И в то же время я хотела, чтобы все прекратилось. Снова противоречия. Парадоксы.

Я не знала, как это остановить. Я просто не могла уйти от него и знать, что он где-то живет дальше. Встречается с другими женщинами, разговаривает с ними, отдает им предпочтение, целует, трахает, может, в конце концов даже любит. Полагаю, это эгоистично с моей стороны. Ну, так и было, я знаю, но мне и так сложно было мириться с мыслями о его жизни до меня. О его женщинах до меня. Я не могла вынести, чтобы был кто-то после меня. Я просто не могла от него отказаться. Кроме того, потом он получил работу в Англии. Он так много сделал, чтобы быть со мной. Я не знала, как из этого выбраться.

Даан меня занимает и развлекает. У него всегда куча идей, чем нам заняться, как провести время. Это не давало мне думать. Я делала с Дааном вещи, которые никогда не делала с Марком. Я не говорю о постели, там оба получали примерно одинаковое количество внимания. Или, по крайней мере, оба получали, что хотели. То есть у меня были разные опыты с Дааном. Я бывала в местах, слышала истории, встречала людей, видела страны, которые были недоступны нам с Марком, или даже нашему воображению. Мы с Дааном занятая пара. Всегда при деле. Нас тяжело поймать на ужин или поход в театр. Наше расписание забито на недели вперед. Может, если бы Даан по типу личности больше походил на Марка, у меня было бы больше времени обдумать свой поступок. Пожалеть об этом. Но я была слишком занята, чтобы сожалеть. А быть занятой дает полное удовлетворение.

Даан хотел устроить большую свадьбу, но его видение было совсем не как у Марка. Их невозможно сравнить. Даан не хотел шатра в саду, бегающих повсюду детей, полевых цветов в банках из-под джема, он хотел чего-то утонченного, источающего лондонский шик. Некоторые его друзья женились примерно за год до нашего обручения; жены из этих новоиспеченных пар бросились давать нам рекомендации по самым модным локациям, самым востребованным флористам, дизайнерам и кондитерам. Друзья Даана все невероятно стильные, это красивые люди, ведущие аккаунты в соцсетях, ужасающие нас всех. Однако они с самого начала были дружелюбны со мной, казалось, они рады, что Даан наконец-то встретил женщину, на которой хотел жениться. Я не сомневаюсь, что до встречи со мной он был, как сказала бы моя мать «тем еще ловеласом», у него никогда не было отношений дольше полугода. Из рассказов друзей у меня сложилось впечатление, что до меня Даан вроде как появлялся и исчезал из многих жизней, уклоняясь от ударов, не оставляя после себя ничего стоящего. Он не хотел быть привязан к кому-то. Ему не нравилось строить планы на будущее, которое он не готов был подарить кому-либо. Но к моменту нашей встречи это, должно быть, утомило его и расстраивало его друзей. Не говоря уж о разбитых сердцах женщин, влюбившихся в него и желавших большего. Из-за присущей ему независимости он не хотел, чтобы его охомутали. Полагаю, поэтому мое постоянное отсутствие ему