– Там есть настоящий камин, полностью оснащенная уличная кухня из нержавеющей стали, площадка для загорания, уличная душевая, джакузи и сауна, – проинформировала она Фиону с плохо скрываемой завистью.

Подумать только, что все это было в распоряжении Ли. Взрыв мозга.

Фиона вызвалась выполнить работу, хотя сомневалась, что сможет полностью удовлетворить клиентку. Она не могла подарить миссис Федеровой самую большую квартиру, чего та больше всего желала. Фиона заметила эту черту богачей – они редко были довольны своим богатством, каким бы оно ни было, и часто были одержимы состоянием других, превосходящим собственное. Почему люди не были более благодарными? Еслли бы у нее была хотя бы частичка того, что есть у других, она была бы рада и довольна.

Фиона доезжает до дома Даана Янссена на метро. Это не слишком приятная поездка. Люди все больше нервничают из-за внимания СМИ к вирусу. Она не знает, чему верить. Реальна ли угроза? Звучит, как что-то из научной фантастики. Новости о происхождении болезни кажутся окутанными предрассудками и нацеленными на запугивание. Азиаты едут в метро в масках, другие пассажиры глазеют на них со смесью зависти и презрения. Всех, кто покашливает, окидывают недовольными взглядами. Фиона стоит всю поездку. Она расставляет ноги и подгибает колени, чтобы сохранить равновесие в трясущемся вагоне, потому что не хочет прикасаться к поручням.

Она вспоминает квартиру, которую должна переделать. Полы были отделаны довольно качественным паркетом, но местами усеяны маленькими ковриками, смотревшимися бы очаровательно в коттедже, но выглядящими провинциально и неуместно в просторном городском жилище. Полное отсутствие вкуса у людей с кучей денег никогда не переставало ее удивлять. Она с некоторым удовольствием отметила, что мебель качественная, но устаревшая, зная, что она сможет легко внести улучшения. Быстрые победы привлекали клиентов.

Фиона помнит, как миссис Федерова гордо показывала ей зоны общего пользования. «Чтобы задать тон встрече.» На деле же, чтобы похвастаться. Бассейн, отделанный серебряной мозаичной плиткой, и общий тренажерный зал с наилучшим доступным оборудованием для поддержания формы, были впечатляющими. Завидными. Каждую деталь легко было запомнить. Утонченной роскоши было предостаточно. Она не могла рассказать об этом Марку. Или, если уж она собиралась сказать, то должна была сразу это упомянуть.

Еще одна запомнившаяся ей черта этого здания – количество подолгу пустовавших квартир, так как их раскупили люди с многочисленной недвижимостью, имевшие несколько жилищ на выбор. Не только миссис Федерова искала дизайнера интерьеров, множество квартир были в процессе обустройства. Этажи разрушались, кухни и ванные разбирались в постоянной погоне за самым последним, самым модным, самым статусным декором. Фиона не жаловалась, она зарабатывала на человеческих амбициях и недовольстве.

Жилой комплекс был очень уединенным, тихим. Эксклюзивные квартиры по большей части заброшены. Фиона еще кое-что не хотела рассказывать Марку. Она считала их идеальным местом, чтобы держать пленника.

Или труп.

29

Кэйли

Пятница, 20-е марта

Я то и дело погружаюсь в тревожный сон, а затем снова просыпаюсь, дрожа или потея. Голодная, уставшая. Каждый раз, просыпаясь, я несколько мгновений не помню, где очутилась, и думаю: я с Марком или с Дааном? Это привычный для меня вопрос, когда я пробуждаюсь. Обычно, каким бы ни был ответ, он требует какой-то организованности и я беру все под контроль. Но теперь, просыпаясь, мне нужно какое-то время, чтобы вспомнить – я одна. Время плещется вокруг меня. Я могу утонуть. Что мне делать, если не ждать? Думаю, сегодня пятница. Если да, тогда кто бы меня ни похитил, мир уже должен знать о моем исчезновении.

Мир должен знать, что я двоебрачница.

Моим главным желанием в жизни было подарить мальчикам счастливую семью, но теперь они узнают, что она ложная, расколотая.

В большинстве браков есть проблемы со временем. Его зачастую недостаточно, иногда – слишком много. Естественно, с двумя браками эта проблема удваивается, усиливается. Сколько бы я ни планировала, ни распределяла, ни организовывала, иногда два мира смешиваются, сталкиваются. Например, в Рождество я не могу быть двумя людьми сразу и мне нужно быть в одном из мест. Мне приходится выбирать. До прошлого Рождества я всегда выбирала мальчиков и Марка. А как иначе? Рождество это праздник для детей. Даан не ребенок. Но он мой муж, поэтому было больно находиться не с ним. Я говорила ему, что мне нужно быть с матерью именно в тот день, что мы можем отпраздновать в другой, какое это имеет значение? И он соглашался. Поэтому двадцать четвертого мы ездим к родителям Марка, сидим часами в пробке, вплотную с другими машинами, переполненными пытающимися добраться до родственников людьми; движимыми любовью или чувством долга, или смесью двоих. Любовь и долг могут смешиваться, как два куска пластилина разного цвета; если их смять, перемешать, их никогда уже нельзя полностью разделить. Два ярких цвета сливаются в один тусклый.

Полагаю, наше Рождество проходит так же, как у других. Сначала дети прыгают на нашей кровати, беспорядочно размахивая костлявыми локтями и коленями, уже порывшись в своих рождественских чулках, поглотив шоколадные апельсины, о чем свидетельствуют разводы на лицах. Бумажные колпаки и слишком много еды, выпивки, вежливое притворство, что новые тапочки это идеальный подарок от свекрови. Я утопаю в горе пластмассы и истерик, уныния и смеха. Потом все кончается, к четырем часам дня. К тому времени родители Марка уже дремлют на диване, не насытившись, а объевшись. Мальчики играют в углу комнаты с новыми игрушками, иногда радостно, но чаще всего случаются небольшие разногласия. Полноценная ссора может разразиться или угаснуть, потому что подали сэндвичи с индейкой и бисквит. Еда, в которой никто из нас не нуждается и особо не хочет, но нам нужно это делать, потому что «Рождество не Рождество без сэндвичей с индейкой и бисквита, не так ли, дорогуша?»

Родители Марка более приветливы со мной в Рождество, чем в любое другое время года. Они никогда не относятся ко мне ужасно или грубо, но они – несмотря на стереотипы о северянах – холодны. Для них я чужая. Я не просто жена Марка. Я его «вторая жена» или, того хуже, его «новая жена». Именно так его мать однажды представила меня соседу. На тот момент мы были женаты шесть лет. Дольше, чем продлился их с Фрэнсис брак. Но в Рождество утренний шерри, тихое пение Фрэнка Синатры и, может, мои старательно продуманные подарки немного смягчают их. Меня могут поцеловать в щеку или обнять. Но я не виню его родителей за холодность, недоверие. Они правы, что не верят мне, верно? Другой стереотип о северянах – утверждающий, что они хитрюги, которых не проведешь – смахивает на правду. Может, они чувствуют