Голова гудела от насмешливого голоса Сына.

«Уверена, что готова?…»

«Сделай шаг, девочка», — шептала Мать.

«Доверься ему», — требовал Отец.

Не может этого быть… не может.

— Айола? — подал голос Леонард, и я растерянно огляделась, прижимая другую руку к груди.

Как же так? Может игра расшалившегося воображения?

— Айола? — уже требовательнее позвал меня жених и я впервые взглянула на него.

— Что-то не так, дитя? — встревожился жрец.

Взгляд Торнтона завораживал, притягивал и тревожил и без того испуганное сердечко.

— Нет, — я мотнула головой и сделала последний шаг, позволяя связать руки.

— Будь опорой мужу своему, — произнёс старец, касаясь моего лба большим пальцем. — Сохрани очаг в тепле, подари детей крепких и сильных. — Затем повернулся к Леонарду. — Будь силой, защитой и стеной для жены и детей своих. Оберегай от всех напастей. И храните верность друг другу, дети. В этом ваша сила и мощь. Вас и ваших потомков.

— Да, Великие, — одновременно произнесли мы, зная, что устами жреца с нами сейчас говорят Боги.

— Разделите эту пищу между собой, как разделите жизнь свою. Чтобы она была полной чашей и сытным достатком.

Старец взял в руки кубок и первым протянул его Леонарду — как мужчине и главе нашего дома.

— Пей, сын мой.

Затем подал мне.

— А теперь ты, дочь моя.

Это была вода, но какой сладкой она мне сейчас показалась. Словно и не вода вовсе, а сладкий нектар.

— Теперь хлеб. Кормите друг друга, дети.

Мы в точности выполнили его распоряжения. Каравай был вкусным, тесто буквально таяло во рту, не вызывая жажды, как бывает с обычным хлебом.

— Помните о своих клятвах. Помните о том, кто вы друг для друга, — с улыбкой произнёс жрец, оглядывая нас. — Да свершится магия Богов!

Тонкий, совсем слабенький оранжевый лучик упал на наши соединенные запястья, полыхнул красным огоньком, заставляя задержать дыхание, и засиял ещё ярче и еще. Мне казалось, еще немного, и я просто ослепну от этой красоты. Солнечный луч не может быть таким ярким. Но он горел, окружая наши руки волшебным светом.

— И пусть любовь живёт в ваших сердцах вечно. Боги скрепили союз, вам в нём жить. Сын мой, можешь поцеловать жену свою.

Леонарда не пришлось дважды просить.

Разворот и лента натянулась на наших запястьях, когда он прижал меня к себе другой рукой и поцеловал, жадно припав ко рту. Никаких условностей, стеснений и прочего.

Я была его женой, и он имел право.

Моя. Печать на губах и на сердце.

А в ушах продолжал звучать смех Сына, как проклятье.

Он не давал мне покоя до самой ночи. Хотя, нет, вру, в экипаже на пятнадцать минут я забыла об этом смехе. Но там я вообще забыла обо всём.

— Надень на голову капюшон, — велел Леонард, когда мы шли ко входу.

— Зачем? — нахмурилась я, едва за ним поспевая.

— На улице толпа газетчиков и зевак, — пояснил мужчина, не останавливаясь.

— Как? — я замерла, со страхом смотря на закрытые двери.

— Ты теперь графиня, — пояснил он. — Они жаждут увидеть тебя… нас.

— Я не хочу, — прошептала в ответ и замотала головой, еще не готовая к такому представлению.

— Знаю, поэтому надевай капюшон, прячь лицо и следуй за мной. Экипаж ждёт во дворе, к нему никого не пускают, так что успеем проскочить.

— А тётя Полин?

— Её проведут. Не переживай. Ты идёшь? — мужчина взглянул на меня, ожидая ответа и я нерешительно кивнула, протягивая руку, которая всё равно слегка дрожала от волнения.

— Иду, — набрасывая капюшон плаща, ответила ему и склонила голову.

Внутри храма было тихо и прохладно, но стоило нам только выйти на улицу, как на нас обрушился свет и людские крики. Я почти ничего не могла разобрать среди этого непрерывного гомона.

— Голову не поднимай, — донесся до меня голос мужа, я согласно кивнула, рассматривая ступеньки под ногами и молясь Богам, чтобы не поскользнуться и не упасть.

А ноги, как назло, ослабли.

Не знаю, как Леонард понял моё состояние, но внезапно мужчина отпустил руку и подхватил на руки.

— Ох, — только успела выдохнуть я, поддерживая капюшон, который так и норовил соскочить.

— Держись крепче.

И я послушно обхватила его шею, задержав дыхание от нечаянной близости и аромата мужа. Муж? Великие, как привыкнуть к этому слову и к этому холодному мужчине, с которым мы теперь были связаны клятвой.

Гул становился всё громче, кажется, можно было разобрать отдельные выкрики, но так не хотелось, и я зажмурилась, пытаясь отрешиться от всего.

Совсем немного и спасительная темнота кареты. Лео усадил меня на сидение и тут же захлопнул дверь, закрыл замок и задёрнул занавески, погружая нас в сумрак.

— Надо же сколько, — с раздражением произнёс граф, присаживаясь рядом.

— Наша свадьба наделала много шума, — расстёгивая плащ, ответила ему.

В карете было очень жарко и душно и близость мужа совершенно не способствовала общему спокойствию.

— Слишком много, — ответил Торнтон, пододвигаясь ближе и хватая меня за подбородок. — Ничего не хочешь мне рассказать?

— О чём?

— Об отсутствии у тебя на лице рисунка невесты, о том, как чуть не сбежала, отказавшись повязать ленту, — мне не нужен был свет, чтобы понять, что Лео зол, достаточно было услышать металлические нотки в его голосе.

— Рисунок есть, а я не сбегала, а просто, — и запнулась, не зная, как рассказать о своих страхах и сомнениях, которые сейчас казались глупыми.

Карета тем временем тронулась с места и начала свой путь. Голоса становились всё громче и требовательнее. Кажется пару раз в карету кто-то стукнул.

— Что? Решила пойти на попятную?

— Ты же знаешь, что это не так, — вспыхнула в ответ и попыталась отодвинуться, слишком близко он был, слишком сильно давил на меня. — Я дала слово и не отступлюсь.

— Слово? Только слово…

— Ты ничего не слышал? — быстро спросила я, решившись.

Мне всё-таки удалось переключить его внимание.

— Где?

— Во время церемонии. Мне кажется, я слышала голоса… Богов.

Несколько мгновений тишины и его осторожный вопрос:

— Что же они сказали тебе?

— Сын смеялся, велел идти к тебе, и Мать с Отцом тоже… просили довериться.

— И чего ты тогда испугалась?